— Разве платье может помнить, что с ним когда-то делали?
— А оно помнит? Я ведь спрашиваю: что, собственно, ты помнишь о Деларе, Хайна? Ты действительно вспомнила, кем была и что чувствовала Делара, или тебя просто снабдили этими знаниями, впихнули в голову сведения, которых там раньше не было? Правда, от всей этой чуши готов содрогнуться мир, ибо законы всего мертвы, Полосы Шерни бездумны, Рубин Дочери Молний подобен камню на склоне холма, достаточно лишь его подтолкнуть… Но все-таки это чушь, и ты продемонстрировала это раз и навсегда, доказала своей преданностью, железной волей… Ты Хайна, верная воительница королевы, а прежде всего разумное существо, которое может унизить все силы Шерни вместе взятые, ибо это ты их унизила, а не они тебя.
— Унизила… — горько проговорила она.
— Ты ведь понимаешь, что я имею в виду, Жемчужина, — призвал он ее к порядку. — Кто выиграл? Маленький человек, один из миллионов, или символ двух могущественных Полос? Слепая сила, пусть и величайшая, всегда будет слабее разума и стоящей за ним воли. Ты доказала это, Хайна, — закончил он. — Думаю, сегодня я сказал все, что обещала объяснить тебе королева. Когда-то точно так же я говорил с ней. Умной, сильной, но еще слегка растерянной госпожой Доброго Знака.
— Я не глупа, ваше благородие, и ты это знаешь, — подумав, сказала она. — Но мне нужно время, чтобы разобраться со всем, что ты мне рассказал. Разложить по местам.
— Прекрасно понимаю.
— Тогда расскажи мне теперь, что случилось с тобой.
Готах рассказал, добавив сделанные на основе рассказа Хайны замечания насчет княжны Ридареты и ее приемного отца, неразумного плана, в существование которого он поверил, так же как и в то, что агарский князь отправился в Роллайну, чтобы предотвратить трагедию. Катастрофу.
— Все это крайне важно, может быть, даже для всего мира, — сказала она, когда он закончил. — Но сейчас прости меня за то, что… как обычная обиженная девушка… пусть даже воительница, побежденная в битве… спрошу о другом. О пустяках. Меня мучила тупая сила, которую пыталась усмирить другая воительница, в чем-то такая же, как я? Нечто должно было получить мою смерть или боль и унижение… и потому все так и было?
— Не знаю, Хайна. Я не могу ответить, где заканчивается пиратка Ридарета и начинается Рубин Риолата. Я верю… наверное, верю в искренность ее намерений. Но в добро, которое скрывается в душе? Пожалуй, нет. Мне трудно согласиться с Кесой, которая утверждает, что она добрая девушка, лишь выгоревшая в сражении, ведущемся уже полтора десятка лет, и совершающая преступления, чтобы предотвратить еще большие.
— Почему бы и нет?
— Потому что я думаю, что все намерения, искушения и желания… благородные порывы, отвратительные прихоти и постыдные потребности давно уже слились в ней воедино. Возможно, осталась лишь искренняя ненависть к силе, которая одновременно является проклятой и благословенной. Спроси, могла ли Ридарета руководствоваться желанием «поступить наперекор» Рубину, и я отвечу: да, наверняка да. Но если ты спрашиваешь, мучила ли она тебя потому, что не могла иначе, или ей это просто доставляло удовольствие, я не отвечу. Скорее всего, было и то, и другое. Это давно уже не человек, Хайна. Ею не движут чувства, которые мы знаем и можем назвать. Иногда эти чувства подобны нашим, но, вероятно, лишь внешне, ибо откуда они берутся, как влияют друг на друга, какими путями движутся… Я не возьмусь об этом говорить. Мне пришлось бы просто гадать.
— Кто-то ее… любит. Очень отважный человек, который спас ей жизнь. Она тоже его любит? Своего опекуна, почти отца?
Готах беспомощно развел руками:
— Не знаю, что сказать. Что значит для нее слово «любить»? Она совершенно спокойно рассказывала Кесе, как убивает собственных детей, совсем так, будто убирала из-под себя нечистоты… Да, они все содержат в себе чистую мощь Рубина, трудно сказать, живые ли они вообще. Но она носит их под сердцем, чувствует первые шевеления, рожает в муках, как и любая женщина… И помогает разрывать их на куски, которые быстро съедают рыбы. Она видит в них лишь «рубинчики», может, даже и справедливо, но все же она их мать, а внешне это обычные новорожденные, не отличающиеся от нормальных детей. Если самый могущественный из женских инстинктов мог подвергнуться подобному извращению, то что говорить об остальных инстинктах? Чувствах? Я боюсь касаться этой темы, ибо она мне не по силам, Хайна. Я не знаю, что чувствует княжна Ридарета. Вероятно, она может быть преданной, веселой, иметь друзей, уважать кого-то за что-то… Но какие при этом действуют правила? Еще раз повторяю: не знаю.