— Нет! — Кеса даже испугалась собственного голоса. — Мне тоже хотелось бы поговорить с вашим высочеством.
— То есть ты знаешь, кто я, ваше благородие.
— Догадываюсь.
— Немножко жаль. Хотя, с другой стороны, какая разница?
5
Мольдорн не лгал, утверждая, что в тавернах все над ним смеются; очередные попытки завербовать наемников окончились неудачей. Несмотря на сопротивление товарища, Готах отправился вместе с ним по пользовавшимся самой дурной славой в Таланте кабакам; уже во втором из них при виде рослого детины (ибо именно такой облик принял Мольдорн) из-за стола поднялся коренастый моряк.
— Эй, ты! — сказал он, целя пальцем в вошедшего. — Говорили ведь тебе, чтобы ты сюда больше не являлся! А ну-ка, катись отсюда, вонючка! Никто тут с тобой разговаривать не станет, придурок.
Послышался одобрительный ропот.
Стоявший позади Готах потянул Мольдорна за рукав, и они вышли на улицу.
Было уже поздно, но еще не совсем темно.
— Хватит, — сказал по-громбелардски Готах; этот язык не знал на Островах почти никто, а даже если и так, то уж точно не в «высоком» варианте. Звучавший несколько похоже на гаррийский, такой же горловой, он изобиловал бесчисленными ударениями и придыханиями, без которых становился, по сути, лишь скелетом языка, но именно в такой форме его знали почти все громбелардцы, высокий громбелардский понимали очень немногие. — Пошли. Это на самом деле… дурацкая игра, Мольдорн. Не более того. Мы посылаем княжне «подарки» в янтарных шкатулках, ищем каких-то головорезов, которые… Собственно, странно, что никто до сих пор с тобой не договорился. Кто-нибудь мог просто сказать: «Согласен!», взять задаток и смеяться бы потом до упаду, а нам пришлось бы искать того, кто гонялся бы уже не за княжной, а за нашим наемником. Подождем вестей из Кирлана.
— Нет.
— Если тебе больше нечего мне сказать, Мольдорн, — не выдержал Готах, — то сиди тут и играй в свои игры. Мы с Йольменом плывем в Ллапму на встречу с курьером из Кирлана.
— Это будет только через месяц.
— Уже меньше. Ллапма… прекрасный дартанский город, — с удовольствием проговорил Готах. — Там светловолосые, славящиеся своей красотой дартанки. Каждый второй корабль из Таланты идет именно туда. Пойду узнаю в порту.
— Пусть так. Где вас искать в Ллапме?
— Не ищи.
— То есть?
— То, что ты шут или дурак, а скорее всего просто ребенок. Мы прощаемся, Мольдорн, и я рад, что ты так и не спросил, где в Ллапме нас будет искать посланец от Рамеза. Это позволит нам избежать «случайной» встречи.
— Ты отвергаешь мою помощь?
— Помощь? Куда уж там, мудрец Шерни. Я только избавляюсь от лишних хлопот. Вон там какая-то корчма, — показал пальцем Готах. — Ну же, Мольдорн, наемники ждут! Ну, иди, иди! А когда тебя снова прогонят или высмеют, облекись в каменную шкуру и покажи им всю свою силу! Пусть знают, собаки, свое место! Ибо им неизвестно, что посланник в драке всегда одерживает верх. Вот, смотри! — Издеваясь над Мольдорном, Готах злился все больше; наконец, заметив в грязи гнилую морковь, он поднял ее, сломал пополам, швырнул под ноги и растоптал, не обращая внимания на удивленные взгляды прохожих. Уперев руки в бока, он бросил яростный взгляд на то, что осталось у его ног. — Ну и как? О да, могущество и слава!.. Можешь сложить песню об этом подвиге: «Как Готах-посланник раздавил ужасную морковку».
— И ты еще говоришь, будто я шут? — задумчиво проговорил Мольдорн.
Готах покачал головой и направился в сторону порта.
Вернувшись на ночлег, он не застал никого из своих товарищей. Стоя в углу комнаты, он удивленно разглядывал толпу незваных (а может, и званых — кто мог знать, что придумал Мольдорн?) гостей. На стульях и ящиках сидели странные личности, напоминавшие моряков, но Готах никогда в жизни не видел столь опрятно одетых, чистых, чуть ли не источающих аромат мореплавателей. На всех были новенькие рубашки и куртки, немятые штаны, не запачканные грязью башмаки… ибо почти все, что самое удивительное, были обуты. Блестели отполированные клинки заткнутых за пояса ножей, сверкали медные оковки ножен на мечах.