Хаген выпрямился. Островерхий шлем пронзил небо.
— Да, ты прав. И именно поэтому я — человек.
Теперь Вади снова мог подкидывать и ловить камешек и глядеть ввысь, не боясь обидеть гостя.
— А вдруг там нет зверя? Что если там женщина, синеокая ночная красавица, а твои путники сходили с ума от безнадежной любви к ней?
— Женщину я бить не стану. Но и в этом случае я должен взглянуть в ее глаза.
— Держа в руках меч?..
Хаген смолчал, лишь желваки на скулах разом вздулись, сдерживая резкое слово.
Камешек взлетел, упал, скрылся в сомкнувшейся ладони.
«Какая узкая ладонь стала у меня… и морщинистая. Любопытно было бы узнать, долго ли я еще проживу…»
Камешек, презирая людской закон тяготения, взлетел к небу, потом вернулся, покорный этому закону.
Небо улыбалось новорожденной голубизной, не выцветшей даже над Пустыми холмами. В замершей бирюзовости небес описывал спирали молодой вишневый дракон. Съезжал вниз, словно проваливаясь в невидимую воронку, круги быстро сжимались, пока весь летун не сливался в глазах, обращаясь в пунцовое мерцание, но в самый последний миг спираль начинала раскручиваться, и, не шевельнув крылом, дракон уходил в поднебесье. Он тоже не любил подчиняться законам, котоорые не велят ему летать.
Семь… девять… шестнадцать тонких штрихов прорвали небо, перечеркнув тугую циклоиду дракона. От них было некуда деваться, но взорвавшись малиновыми отблесками, дракон совершил немыслимый курбет и вновь вернулся к плавному кружению. Это было красиво, как всякая отточенная игра. И вдвойне красиво оттого, что игра была смертельной. Лучники из ближней деревни попытались взять вишневого красавца врасплох. Удайся им это — небо над округой осиротеет, а весь мир станет на одного дракона скучнее.
Камешек взлетел и, передумав, вернулся на ладонь. Взлетел, вернулся и упал на землю. Морщинистая ладошка сомкнулась в кулак.
— Не сердись, могучий Хаген, но оберега я тебе не дам. Пусть Синевалка живет в своем Темном доле. А ты, если тебя действительно тревожит судьба людей, поселись рядом и следи, чтобы никто не забрел туда ненароком.
Хаген не был ни удивлен, ни разгневан.
— Вот, значит, зачем ты тут сидишь. Что ж, это достойное занятие для такого заморыша, как ты. И я не оскорблен твоим отказом, я с самого начала ждал чего–то подобного. Не обессудь и ты, почтенный Вади, но я все–таки получу твой талисман.
— Меня нельзя убивать, я уже четыреста лет не причиняю зла!
Вади знал, как отпугивают иных пришеьцев эти жуткие слова, но Хаген только улыбнулся слегка презрительно.
— А сколько лет ты не делал добра, почтеннейший?
Вади склонился головой к рассыпанным у ног камешкам, потом вздернул подбородок навстречу насмешливому взгляду великана.
— Добра я тоже не творил четыреста лет, но в том нет моей вины! Я честно предупреждаю всякого идущего, что дальше он не пройдет, но почему–то никто не хочет слушать меня.
Хаген согласно кивнул.
— Тех, кто смог добраться сюда, не так просто свернуть с дороги. Если бы ты знал, сколько препятствий мне пришлось преодолеть…
Спорить было бессмысленно, но все же Вади предложил:
— Хочешь, я покажу путь в обход Ожогища? И научу, как обмануть Сладкую топь…
— Это лишнее. Лучше бы ты помог мне идти дальше.
Вади молчал.
— Тогда я возьму талисман сам. Такой поступок трудно назвать добрым, но я и не стремлюсь к совершенству. Ведь меня в любую минуту могут убить, и тогда все несделанное мною зло вырвется на свободу. Не бойся, я постараюсь не причинять тебе вреда, хотя меня так и тянет взглянуть, во что выльются несовершенные тобою злодейства. Впрочем, боюсь, что даже за такой срок ты не смог бы натворить достаточно бед. С твоими силами, да еще голыми руками…
— Главное зло делают не руками, а словом, которое у нас одинаково. К тому же, я вооружен. Меча у меня нет, но есть кинжал.
Толстые пальцы потянулись к поясу Вади.
— С такой булавкой только на жука ходить…
— Осторожней! Там яд! Когда–то я ходил с этой булавкой на чешуистого аспида. Кинжал до сих пор в крови.
Хаген отдернул руку. Козявка, сидевшая перед ним, оказалась смертельно опасной. С таким оружием коротышка и впрямь мог совершить бесчисленные злодейства. И сейчас все они, несовершенные, посаженные в хрупкую тюрьму добродетели, ждут гибели своего тюремщика, чтобы обрушиться на того, кто окажется всех ближе, а это значит — на убийцу. Так что двойное предупреждение оказалось как нельзя кстати.
Вади гордо выпрямился, и в это мгновение здоровенная лапа обхватила его за туловище, а другой рукой Хаген выдернул из–за пояса Вади кинжал. В руках великана отравленное оружие и впрямь смотрелось булавкой. Зажатый жесткой хваткой Вади захрипел, но нашел силы укорить Хагена: