Вепрь лежал там же в кустах, где оставил его Жак. Первым делом Жак вырезал стрелу — она еще пригодится. Потом острым ножом во многих местах надрезал толстую шкуру зверя. Он нашпиговал тушу резаным аконитом, сыпал в раны белену и волчий корень, пудрил шкуру порошком мертвого гриба, напихал в оскаленную пасть боронца, цикуты и жабьего глаза.
Жак трудился, пока мешок не опустел. Тогда он взвалил истерзанную тушу на тележку и повез ее вглубь леса к скалам.
Дорога медленно поднималась в гору. Хорошо смазанные колеса не скрипели, только мелкие камешки похрустывали под ободами да иногда слышался легкий стук — это тележка наезжала на камень покрупнее. Исчерченная ножом туша кабана громоздилась над бортами. Теперь Жак чувствовал к бывшему врагу почти нежность. Это была удачная мысль: скормить вепря дракону и так разом избавиться от обоих. Если, конечно, змей не сожрет заодно и Жака.
Тропинка раздвоилась, Жак свернул на ту, что поуже. Она зигзагами поднималась к вершине утеса, возвышавшейся над ущельем дракона. Когда, задыхаясь от усталости, Жак вышел к обрыву, уже почти рассвело. С неба неприметно опустилась обильная роса, туман собирался в низины. Лес, окружавший скалу, стоял по пояс в тумане, а круглые башни замка, маячившие вдали, казались отсюда ничтожно маленькими.
Жак подошел к краю расщелины, осторожно глянул вниз. Густой белый туман наполнял ущелье, не позволяя видеть. Вздохнув, Жак отошел от края и прилег неподалеку от тележки. Он был согласен рисковать собой, но не делом.
Придется немного обождать.
Жак, не спавший две ночи подряд, незаметно задремал и проснулся, когда солнце, поднявшееся над кронами деревьев, заглянуло в ущелье и разогнало туман. В ярком свете обрыв уже не казался ни слишком крутым, ни чрезмерно высоким. Если дракон захочет, он в два счета заберется сюда. А в том, что чудовище живет именно здесь, сомнений больше не оставалось. Кусты, раньше покрывавшие дно расщелины, были выломаны и вытоптаны огромными лапами. Особенно пострадали они там, где ущелье сжималось настолько, что вершины нависающих деревьев совершенно скрывали его, образуя подобие пещеры с живым зеленым сводом.
А на голой каменистой площадке перед самым логовом лежало искалеченное тело Ноэля де Брезака. Стальные доспехи были смяты, руки и ноги неестественно вывернуты, сквозь прорези шлема натекла лужа крови. Переломленное копье и двуручный меч валялись неподалеку.
Жак взялся за ручки тележки. Даже если чудища нет в норе, оно скоро вернется и не пройдет мимо отравленной приманки.
Тележка с грохотом покатилась по крутому склону, несколько раз подпрыгнула, перевернулась, одно колесо отлетело в сторону, и, наконец, тележка и истерзанный кабан порознь шлепнулись на площадку внизу. И сразу же, в ответ на раздавшийся шум из тьмы переплетшихся стволов донесся жуткий шипящий звук:
— Кх–х–х!..
Жак, едва удержавшийся на склоне, упал на землю; редкая трава не могла прикрыть его, и он понимал, что если змей взглянет наверх, то сейчас же обнаружит непрошенного гостя. Теперь обрыв казался совсем ничтожным.
Внизу посыпались камни, заскрипело сгибаемое дерево, и из черного провала расщелины одним мгновенным рывком выдвинулась голова змея. Быстро перебирая чешуйчатыми лапами, он выбрался из норы, сильным ударом отбросил в сторону доспехи баронета.
Массивная лапа поднялась второй раз и ударила вепря. Громко хрустнули кости.
Жак, вжавшись в землю, затаился между кустиками иссопа и глядел, не в силах отвести глаз.
Нет, это был не тот игрушечный змей, которого с такой легкостью пронзает на иконах скачущий Георгий Победоносец. В ущелье разлегся настоящий дракон, покрытый несокрушимой броней, вооруженный острым гребнем вдоль спины и всесокрушающего хвоста. Кривые когти напоминали мавританские сабли, а клыки в открытой пасти были почти полутора пядей длиной. От морды до хвоста в чудовище насчитывалось не меньше тридцати шагов.
Дракон наклонил пасть над кабаном и, блеснув клыками, оторвал ему голову. Лапа нетерпеливо рванула тушу, распоров вепрю брюхо. Издав знакомый шипящий звук, дракон окунул морду в кровавое месиво. Через минуту все было кончено. От кабана не осталось даже костей, и дракон разлегся на солнце, прикрыв маленькие пронзительно красные глазки морщинистыми нижними веками. Тонкий раздвоенный язык метался между оскаленных зубов.
Солнце поднялось совсем высоко, отвесные лучи немилосердно палили, над известковыми утесами, переливаясь, дрожало прозрачное марево нагретого воздуха. От сухой травы тянуло душным пряным ароматом. Из ущелья поднималось зловоние. Голова кружилась, склоны плыли перед глазами. Но уходить было нельзя, во–первых, потому, что малейшее движение могло привлечь внимание лежащего чудовища, а во–вторых, Жак знал, что если уйдет сейчас, то уже никакими силами не заставит себя вернуться и проверить действие яда.