Перевела взгляд с белоснежного потолка на хрустальную подвеску люстры. Изломанные грани отбрасывали мириады разноцветных бликов, они переливались всеми цветами радуги, немного слепили глаза и отбивали всякое желание думать. А еще мне хотелось спать. Очень. Как объяснил Ларкин, мое тело за те дни, что я лежала в больнице, полностью восстановилось благодаря врожденной способности всех магов к регенерации, а Лекс сказал, что он наполнил мой резерв своей силой или магией или черт знает, как это все называется на самом деле. И потому первые часы, после того, как очнулась, я чувствовала небывалый подъем сил, мне хотелось действовать, куда-то бежать, что-то делать, а теперь – из-за того, кстати, что моя сила, которая постепенно восстанавливается, вступила в противоборство с той энергией, что влил в меня доктор Александр Варант, я жутко устала. Вся энергия просто схлынула, оставив после себя чувство полнейшей опустошенности и дикое желание завалиться в кровать и проспать еще суток трое.
После того, как Лекс, привез домой, с рук на руки передал тете Джинал, чмокнул в кончик носа и приказал этот самый нос из дома не высовывать ни в коем разе, без него ни во что не ввязываться и вообще больше спать, есть и расслабляться - но! Только в пределах разумного и, не переступая грань дозволенного - исчез в неизвестном направлении.
А спустя пару часов, на пороге нарисовался Ларкин.
Стоило мне открыть дверь, как он протиснулся мимо меня, зашел в гостиную, плюхнулся на диван и, сложив руки на груди, направил на меня внимательный взгляд своих «невинных» глаз.
- Что случилось? – я совершенно не ожидала его появления на пороге моего дома, и потому была озадачена.
- Скажи честно, ты тоже поверила в то, что эта история вот так вот взяла и закончилась?
Он смотрел на меня сквозь стекла очков почти не мигая, и я поняла, что для этого странного и немного ненормального парня, события, которые произошли за последние несколько дней, имеют не менее важное значение, чем и для меня.
Потому закрыла дверь, прошла в комнату и уселась в кресло напротив него.
- А мне в этой истории все не нравится. Вот совершенно.
- Знаешь, это дело вообще какое-то мутное, - наконец, очень тихо ответил он, - я очень сильно сомневаюсь в том, что Драгониш сама до всего додумалась. Она не настолько умна. Можно было бы, конечно, предположить, что все затеял ее родственник, Кавальски, но тут опять нестыковочка – его убили.
- Убил ее слуга, - уверенно произнесла я. – Я это видела, Винс.
- Но… - Ларкин встал, прошелся по гостиной туда-сюда, засунул руки в карманы, подумал еще несколько минут, потом снова вернулся на диван. – Все дело в том, что Кавальски – маг. И не слабый. А вот Борроу – он смертный. Обычный слабый смертный, он не мог убить мага. К тому же из отчета судмедэксперта, свидетельствует, что Кавальски умер от сердечного приступа, а уже потом его обескровили. Точно так же, как и Ярына, - видимо, Ларкин не один час потратил на изучение всех материалов по делу. А, если судить по тому, как четко он выкладывает мне сейчас собственные умозаключения – провел в раздумьях еще больше, чем над фотографиями и отчетами.
- Ты так хорошо ориентируешься во всех нюансах.
- Они заставили мен отчеты писать, - недовольно буркнул мой друг по несчастью, а я улыбнулась, мстительно и немного злорадно – вот, пусть посмотрит, как это приятно. Я, между прочим, за месяц стажировки в этом участке не по одному делу материалы подшивала, и протоколы с рапортами печатала.
- Слушай, Ларкин, - протянула я, - а почему это дело тебе покоя не дает? Ну закончилось все и закончилось, преступники найдены и наказаны. Все хорошо.
Винс опустил глаза на собственные руки, которые в этот момент любовно поглаживали переплет старой книги, потом встрепенулся и посмотрел прямо мне в глаза:
- Вацлав был моим другом и учителем. Я ему доверял, как себе. Даже больше. И, честно говоря, совсем не могу понять, почему он так поступил. Он предал всех нас, предал наше дело. Он себя предал, понимаешь?! А это значит, что он что-то увидел. Что-то такое, чего никто больше не знает. И вот теперь я боюсь, боюсь за то, что все мы просто катимся в бездну.
- Ты хочешь сказать, что Браславски мог увидеть что-то такое, что заставило его пересмотреть приоритеты, предать дело, которому он посвятил не один год своей жизни, пойти на убийство своего ученика? – я приподняла одну бровь и с сарказмом посмотрела на Винса. – Знаешь, что я хочу тебе сказать? Он просто продался! Не знаю за что, даже не представляю себе, чем можно было купить того, кто знает абсолютно все, что произойдет, но другого варианта ответа у меня нет.