Измученный, вышел Николай из поезда. Погоня, продолжавшаяся уже более двух недель, вымотала его до предела. От преследователей он оторвался в Вероне, где высшие маги Черного Ордена пытались устроить засаду. Ушел из ловушки Николай так же, как и от белых, в последний момент, когда казалось, что все, не вырваться.
Атаковали его вечером, на людной площади. Веронцы и гости города сновали вокруг, как ни в чем не бывало, а для Николая тьма потекла из углов, тени от домов и фонарей угрожающе зашевелились, надвинулись со всех сторон. Стало тяжело дышать, клочья черного тумана облепили ноги липкими тяжелым покрывалом, мешая двигаться. И приближались к нему трое, облеченные в мрак, нет, состоящие из одного мрака, и сколь же мертвенно было сияние атаковавших Николая в прошлый раз, столь же мертвенной была тьма магов покоя. Это была не покойная темнота ласковой ночи, что несет отдохновение от дневных трудов, нет, это была тьма ледяного космического пространства, лишенная даже звездного света, тьма чужеродная, без искры жизни. И под давлением внешней силы вновь щелкнул переключатель в мозгу Николая, мир затмило вспышкой, которая почти мгновенно угасла. Тьма под ногами перестала пугать, тычась в лодыжки, словно выводок кутят. Николай легко прошел сквозь заслон, созданный силой Бездны, и отшатнулись от него трое, несущие мрак.
От погони ушел он бегом, и бежал же напрямую, по полям, по рощам без листьев, через холмы и дороги, бежал, как потом выяснилось, почти тридцать километров, до городка Сан-Бонифачо, что на восток от Вероны. Там сверхсознание и сопровождавшая его выносливость покинули его, и дальнобойный грузовик оказался очень кстати. Водитель-англичанин не отказал почти земляку, всю дорогу до Винченцы развлекал засыпающего Николая рассказами о любимой команде «Манчестер Юнайтед», о забавных случаях, что происходили с ее игроками в последние годы. Выспаться, точнее немного поспать, удалось лишь в поезде Милан-Венеция, на перегоне Винченца-Падуя-Местре-Венеция.
Из поезда вышел изрядно невыспавшийся и утомленный. Лишь глубоко внутри, на грани осознания, теплилась непонятная, не очень заметная бодрость, и она единственная не давала Николаю сесть на скамью на вокзале и покорно дождаться преследователей. Ноги слегка побаливали после вчерашней пробежки, но в целом физическое состояние было гораздо лучше, чем душевное. Погоня, как чувствовал Николай, не пропала, она лишь отстала немного. На самой границе восприятия, словно тучи над горизонтом, воздвигались на западе два столпа энергии: один белый, словно снег в Альпах, другой черный, словно итальянский каппучино. Тучи эти приближались, наплывая медленно, но неотвратимо, словно оползень в горах.
Плыть в моторной лодке под дождем оказалось не очень приятно. Ее закрывал тент, но холодный промозглый ветер задувал через борта дождевые капли и брызги с моря, но другого транспорта в городе каналов ждать было бесполезно.
Николай снял комнату в небольшом отеле на окраине. Смотреть на знаменитые достопримечательности города не было ни желания, ни сил. Бодрость, что подобно догорающей свече, еще теплилась в момент приезда в глубинах души, тут оставила Николая, задутая сырым венецианским ветром. До номера добрался почти на автомате, разделся и рухнул на нерасстеленную койку. Снилось ему уже третью ночь подряд одно и то же — младенец на цветке лотоса, улыбка Будды на детском лице и ответная улыбка Николая. Лицо мальчишки в восточных одеждах течет, плавится, словно воск над огнем, и вот уже Николай словно смотрится в зеркало, поставленное на детские плечи, и увенчанное короной, так, что отраженное лицо попадает точно между шеей и золотым венцом.
Когда проснулся, то понял — все, не уйти. Тучи, и черная, и белая, были уже в пределах города, погромыхивали молниями, обещая скорую грозу. Страха не было, не было печали, Николаю было все равно, словно не он, а кто-то другой вскоре окажется под ударом истинных владык мира. Он вышел из номера, спустился по лестнице. Прислуга отеля провожала его удивленными взорами: небрит, помят, волосы всклокочены. Дверь протестующе заскрипела, словно не желая выпускать гостя на улицу. Дождь прекратился, но тучи все еще затягивали небо, хотя солнце изо всех сил старалось прорвать серый заслон. Вышел на мост и остановился на самой середине. Так и стоял Николай там, с книгой в кармане, глядя на воду, на проплывающие гондолы, и одна, одна-разъединственная мысль крутилась в голове: «Одно хорошо, хоть мир посмотрел. А то сидел бы всю жизнь сиднем в своей норе, носу не высовывая».
Группы преследователей появились почти одновременно, трое магов Черного Ордена на левом берегу, двое Белого — на правом, мелкая шушера не в счет. Остановились у входа на мост и замерли, Владыка и Жрецы Великой Бездны против Двоих из Девяти Неизвестных. И между ними, на узкой полосе камня, над бликующей, серой, как небо, водой, человек, просто человек, усталый, небритый, в измятой куртке и потертых джинсах, с отрешенным, погасшим взором. Пешка в споре игроков, пешка, неожиданно превратившаяся в бунтующего ферзя.
Обычных прохожих с моста и окрестностей словно ветром сдуло, набережная обезлюдела. Николай не глядел в сторону магов, но и краем глаза видел, что и двое, и трое не просто стоят, а начали церемонии. До слуха донеслись протяжные песнопения. Астрал дрожал, стихиали в испуге разбегались, подобно мелким рыбешкам при виде акулы. Над правым берегом постепенно вырастал, упираясь острым концом в низкое небо, конус мелово-белого цвета, прозрачный, словно сотканный из тончайшей ткани, на левом — словно началось землетрясение, почва ощутимо колебалась, хотя Николай понимал, что земля трясется только для него, для жителей соседних домов — все в порядке.
Первыми добились результата черные. Левый берег и канал до середины попросту исчезли, Николай инстинктивно вцепился в перила. Мост с Николаем и трое магов оказались висящими над исполинским черным провалом, над источником и родиной той тьмы, силой которой и действовал Орден Покоя. Лучик, тонкий, багровый, словно от лазерной указки, ударил от трех магов и пропал в бездне. В глубинах мрака после этого зародилось движение, словно заходили, сшибаясь, огромные валы, сотканные из самой сути ночи. Из бездны тянуло холодом, пахло смертью, если можно представить себе ее запах. Низкие, басовые звуки рвались из провала, мощный рев оглушал, подавлял волю, с одной стороны, хотелось бежать, а с другой — не слушались ноги.
Немного запоздав, сработали и заклинания магов Девятки. Конус из белой ткани лопнул с хрустальным звоном, заглушив на секунду рокот Бездны, и развернулся в лестницу, гигантскими ступенями уходящую за облака. Низ ее уперся прямо в мост. На вершине лестницы, далеко-далеко, зародилась яркая искорка. Она постепенно росла, наливалась сиянием. Валы мглы внизу заходили круче, рев усилился, и нечто начало подниматься оттуда, нечто бесформенное, текучее, но внушающее ужас именно своей бесформенностью, отсутствием облика. Покой обещала поднимающаяся Тьма, вечный покой, покой уничтожения. Вскоре стало видно, что поднимается не одно существо, а четыре. Николай прислушался: «О великий Ктулху, Владыка Бездны, услышь нас, о ужасный Гистур, Запредельный Ветер, ответь нам, о Ньярлахотеп, Крадущийся Хаос, явись нам, о Йог-Сохотх, Ярость Внешней Пустоты, будь с нами!» — восклицали слитно двое Жрецов, а Владыка Ордена стоял, подняв руки, и кисти на них дрожали от напряжения. Повинуясь голосам, поднимались, росли из Бездны, словно грибы термояда, бесформенные призраки.
Воззвания магов с другой стороны моста, что взывали к какой-то Семерке, также не остались без эффекта. Искорка приближалась, сначала раздвоилась, затем растроилась, и вот уже семь светочей спускаются на землю. Лестница дрожала под их поступью. Яркость светочей росла с приближением, росла и громкость звуков, что возникли с их появлением, звонких, пронзительных переливов. Тонкий, почти визжащий голос высот смешивался с гулом Бездны, образовывая такую какофонию, что у Николая заныла голова. В этот миг лопнула внутри невидимая струна, что давно уже вибрировала на пределе, лопнула, и знакомое ощущение пустоты нахлынуло, захватило целиком. Вновь затмила мир и исчезла исполинская молния. Шум перестал раздражать, Бездна под ногами показалась не такой уж глубокой, так, канава для стока воды, а лестница в небеса — не такой огромной, так, за яблоками слазить. Гораздо интереснее оказалось смотреть на живое мироздание, что простерлось вокруг: мерно дышит огромный живой океан, Николай увидел его сразу весь, всех его обитателей до самых глубин. Живет, тасуя облака, вечное небо в холодном спокойствии ветров, мать-земля все так же пестует непутевых сынов. Николай ощутил ее добрый, нет, не по-человечески, а сущностно, добрый взгляд. Также смотрели на него и небо, и море, и огонь в глубинах земных, и даже Солнце, и понял Николай, что имел в виду дядя, когда просил Древних следить за Николаем. Вот они Древние — здесь, как и всегда. И вот они — новые, и слуги их. Николай совершенно спокойно слушал разговоры, которые велись на правом и на левом берегах: