«Помни, брат мой, о том, что душа после падения попадает в заключение и опутывается узами тяжкими. Но когда она обращается к разуму, то сбрасывает оковы и воспаряет к силе и славе. Помни, что говорит отец нашего искусства, Гермес Триждывеличайший в “Изумрудной скрижали”: “Отдели землю от огня, тонкое от грубого, осторожно, с большим искусством”. Ибо, не отделив одно от другого, не можешь ты даже очищенные вещества растворять и возгонять. Отделяй и расчленяй, пока не останется у тебя семь остатков сухих, пока из остатков этих не возродится Феникс и не выведет птенцов из пепла». После столь ясного и четкого вступления автор долго и нудно рассуждал о необходимости смерти, только которая и есть источник новой жизни. В рассуждениях этих Николай изрядно запутался, пришлось даже оторваться от книги и несколько минут отдыхать, глядя в окно. «Смерть одних есть порождение других» — единственное, что осталось в голове, когда Николай перешел к практической части. «Извлеченные из огненного крещения тела возьми и подвергни их смерти. Обработанные по всем правилам искусства тела превратятся в пепел и отдадут тебе свою соль, которая и есть истинное вещество. Препарируя эту соль, ты сможешь отделить в ней серу от Меркурия, а потом вновь их воссоединить. Благодаря огню, соль станет такой же, какой была прежде. Никто не может с помощью искусства получить соль, не используя пепла. Так же и без соли наша работа над веществом невыполнима — ведь только соль осуществляет сгущение всех веществ. И как простая соль защищает пищу от гниения и распада, так соль мастеров оберегает металлы, которые благодаря ей не могут быть уничтожены или разрушены. Заметь же, о ученик нашего искусства, что соль, извлеченная из пепла, оказывается самой сильной, однако и она бессильна, если внутренние свойства ее не станут внешними, а внешние не будут собраны во внутренний центр». На этом месте Николай взглянул на часы. Обнаружив, что через полчаса выходить, проглядел остаток главы, не вникая в подробности. Перед глазами прошли способы изготовления щелочной соли, нашатыря, аурипигмента, универсальной соли, винного камня, соли нитрум и зеленой меди, которые все автор именовал солями. Завершалась глава традиционным рисунком: ощерившийся дракон обвивается вокруг пылающего солнца. «Non comburetur» — гласило пояснение, «Не будет попрано». Закончив чтение, Николай спрятал рукопись опять в тайник, побежал в ординаторскую — переодеваться. Но перед глазами все пылало и пылало яростное солнце, бессильно шипел от гнева и боли черный ящер.
К назначенному часу Николай успел на прием. Остались позади бег за автобусом, толпа озлобленных пассажиров, оторванная в сутолоке пуговица на плаще. Он стоял перед зданием недавно выстроенного бизнес-комплекса, где и размещался центр эзотерических исследований «Вартекс». Робея, толкнул дверь тонированного стекла, охрана проводила профессионально подозрительными взглядами, но останавливать и проверять не стала. Поднялся на лифте на второй этаж. В приемной встретила секретарша, улыбнулась приветливо:
— Чем могу помочь?
— Мне к Анатолию Ивановичу. Назначено на пять часов, — ответил Николай, безуспешно пытаясь выкинуть из головы вновь нагло уместившуюся там картину из «Безумной мудрости»: дракона, терзающего солнце. Секретарша заглянула в бумагу на столе, и улыбка ее стала еще приветливее:
— Ваша фамилия Огрев? Проходите, плащ вот сюда, пожалуйста, — и в переговорное устройство: — Анатолий Иванович, к вам Огрев.
Дверь гостеприимно распахнулась без скрипа. Стандартно оформленный офис предстал пред глазами посетителя. Компьютер на столе, факс, несколько телефонов, принтер, пахнет почему-то ароматическими палочками, сандалом. В углу небольшой сейф, на нем удобно расположился мини-холодильник, шум улицы почти не слышен сквозь современную звукоизоляцию. Шкафы с книгами и репродукции на стенах дополняют интерьер. Из-за стола навстречу посетителю вышел хозяин, последовало крепкое рукопожатие. Костюм на Волкове был подобран, видимо, в тон оформлению, одеколон отдавал тем же сандалом, и Николаю показалось, что он попал в гости к улитке, панцирь которой по неведомой прихоти природы врос в городское здание.
— Добрый день, Николай Сергеевич. Присаживайтесь. Рад вас видеть, — радушные фразы короткой очередью вылетели из хозяина, и Николай опустился в удобное мягкое кресло.
— Я… — начал он, но тут на столе Волкова противно заверещал зуммер вызова.
— Я на минуту, подождите, — Волков улыбнулся слегка напряженно и вышел из кабинета.
В ожидании хозяина Николай принялся рассматривать картины на стенах. Это были не репродукции с мировых шедевров, какие обычно висят в бедных офисах, не оригиналы авангарда, что позволяют себе богатые бизнесмены. Это было нечто совершенно иное, с таким стилем живописи Николай столкнулся впервые. Все картины представляли собой портреты. Первый изображал мужчину восточного типа, в тюрбане и голубом роскошном халате, с курчавой, густой бородой и ярко-синими, очень необычными для жителя востока, глазами. Глаза эти сияли, подобно ярчайшим звездам, Николай невольно отпрянул, встретившись с взглядом портрета, такой силы и энергии был полон взор голубоглазого. Мужчина со второго портрета выглядел более мягким. Светлые длинные волосы, бородка, светло-голубые глаза выдавали в нем европейца. Облако света окружало его на портрете, а на груди на цепочке висел огромный фиолетовый камень. Но больше всего Николаю понравился третий портрет. На нем женщина в пронзительно-синем облачении, держала на ладонях земной шар. Чело ее, именно чело, а не лоб, украшала диадема с камнями цвета морской волны. Темные волосы водопадом струились по плечам, взгляд кротких зеленых глаз устремлен на Землю в ладонях. Чувство покоя, защищенности навевали картины и сам кабинет, возникло желание остаться здесь навсегда, под присмотром сильных и добрых людей, чьи портреты висят на стенах. От мечтаний Николая отвлек вернувшийся хозяин:
— А, гляжу, вам понравились картины? Это портреты Владык, что ведут человечество по дороге эволюции, к свету, к Порядку. Мои речи пока вам могут быть не очень понятны, но потом вы поймете, обязательно.
— Ну не то чтоб совсем не понятны, наполовину, — ответил Николай, хотя не понял и четверти сказанного. Что за владыки, что за эволюция?
— Но вы пришли сюда совсем не для мировоззренческих разговоров, перейдем к вашим проблемам. Потом поговорим обо всем, что вас заинтересует. По телефону вы говорили что-то о снах.
— Они очень странные, эти сны… — запинаясь, начал Николай. Ему никогда раньше еще не приходилось открывать душу, говорить было тяжело, словно раздеваешься перед незнакомым человеком.
— Чем больше вы мне расскажете, тем больше шансов, что я смогу вам помочь, — с нажимом прервал его Волков. — Не бойтесь, говорите смелее. Вас мучают кошмары?
— Нет. Просто сны очень реалистичны, повторяются каждую ночь.
— Повторяются в точности? — голос Волкова был сух и спокоен, на лице читалось внимание. Перед Николаем был настоящий психолог за работой.
— Нет, детали меняются. Но я ранее никогда не запоминал снов, а тут помню все в деталях. Во снах я попадаю в какое-то очень жаркое место, может, это ад, — шутка вышла плоской, а улыбка кривой. — Там жарко, очень жарко, настоящее пекло. Даже просыпаюсь я в поту, словно мне на самом деле жарко. Странно, правда?