— Не трогай, — Конан схватил его за плечо. — Не прикасайся к этой воде.
— А что будет? — безжизненным голосом спросил мальчик. По щекам его медленно текли слезы.
— Откуда я знаю? — досадливо дернул плечом воин. — Может, умрешь, а может, и Пасть вернется. Это только Кешт знает… знала, почему…
Его голос дрогнул.
Иргиль улегся на землю и прижался к ней ухом. Ничего. Впрочем, он и не надеялся. Конан отвернулся.
— Мы бросили ее одну. Никогда не прощу себе.
— Разве, — тихо спросил мальчик, — ты смог бы справиться с Пастью?
— Однажды справился, — начал было Конан — и осекся.
Не один ведь справился, с Кештиорой, пусть та и была в облике рыжей кошки. А Кешт, даже лишенная магической силы, могла многое и еще больше — знала. Да и то — оба тогда еле ноги унесли из этого жуткого места.
— Мы могли бы забрать Кештиору с собой, — сказал, наконец, Конан. — Силой, в конце концов, увезти.
— Пасть ведь за ней пришла, — Иргиль обессиленно опустился на землю и обхватил руками согнутые колени. — Ну, поглотила бы всех троих. И все. А так у нас хотя бы надежда осталась.
— Какая надежда? — глухо спросил Конан. — На что?
— Не знаю… Просто…
Иргиль внезапно нахмурился, вытащил из ножен подаренный волшебницей кинжал и, закрыв глаза и сжав губы провел пальцами вдоль клинка. На мертвые камни упал золотистый блик.
— Иргиль, — прохрипел Конан, — смотри. Камень…
— Да, — почти шепотом сказал мальчик. — Я знаю. Камень светится. И клинок — теплый.
Он открыл глаза и пристально посмотрел на Конана.
— Она жива.
Свет дробился в стеклах витражей и цветными пятнами ложился на белый мрамор. Пелиас Кофийский, глава Ордена Золотого Лотоса, молчал, разглядывая молодого мужчину и подростка в запыленной походной одежде. Мужчине, высокому, мускулистому, загорелому, на вид было не больше тридцати лет, хотя цепкий взгляд холодноватых голубых глаз наводил на мысль, что Конан, воин по найму, на самом деле намного старше.
Юный спутник его был невелик ростом и по-мальчишески тонок, но гибок, словно стальной клинок. Спутанные каштановые волосы падали на его узковатые плечи, а в карих глазах была отчаянная надежда и чуть ли не мольба. Пелиас Кофийский подумал, что этот взгляд выдержать гораздо труднее, чем взгляд старшего.
— Я не могу вам помочь, — сказал наконец, глава ордена. — И дело даже не в том, что Кештиора Арнамагелльская нарушила один из основных наших законов, лишив жизни волшебника. В конце концов, она сполна расплатилась за свое преступление еще тогда, когда вынуждена была по второму разу спуститься Вниз. Это ведь ты тот смертный, который помог ей тогда, верно, Конан-воин?
Киммериец согласно кивнул.
Пелиас Кофийский соединил кончики длинных пальцев — капелькой крови сверкнул крупный рубин в перстне.
— Не знаю, рассказывала ли вам Кештиора, но волшебники не бессмертны, хотя и живут намного дольше людей. Посвящение — словно второе рождение для нас. Мы умираем там, под землей — и возрождаемся с многократно умноженной силой. Возрождаются, правда, не все. Некоторых Земля забирает сразу. Ну, а тех, кому повезло больше — через века или даже тысячелетия. У каждого свой срок.
— Но ведь Кештиора…
— Срок Кештиоры вышел, — волшебник развел руками. — Земля забрала ее.
— Не может быть! — парнишка выхватил кинжал.
Пелиас прищурился чуть насмешливо, наблюдая за мальчиком. Бросаться с оружием даже на начинающего мага довольно глупо. А уж на главу сильнейшего из орденов… Смешно! Но Иргиль не пытался нападать. Погладил клинок и протянул волшебнику.
— Она ведь жива. Вот же — кинжал теплый. И камень светится. Она там — и еще жива. Уже больше двух месяцев. Мы же не можем…
— Мы не можем ничем ей помочь, — в зеленовато-серых глазах Пелиаса появилось сочувствие.
— Земля не отдаст свою добычу.
— Не отдаст… — задумчиво протянул Конан.
— Не отдаст — кому? Нам? А кому — отдаст? Волшебник даже привстал от изумления:
— То ли ты исключительно умен, Конан-воин, то ли Кештиора была болтливее, чем я до сих пор о ней думал, то ли пребывание Внизу кое-чему научило тебя.
— Кому? — Конан шагнул к волшебнику, непроизвольно сжав кулаки. — Кому отдаст? Скажи, ты же знаешь!
Тот приподнял бровь: смертному не следовало забывать о почтительности. Воин понял и остановился.
— Прошу тебя, Пелиас из Кофа!