В этом вся Эдме – любознательная, умеющая отвлечься от собственных переживаний.
– Медведи называют свою Пещеру Душ Урсуланой.
– Какое забавное слово – Урсулана!
Эдме повторила его, словно смакуя каждый слог.
– Иногда я думаю, что на небе нет никаких границ и оно одно на всех, – сказал Фаолан.
– Это чудесно! – воскликнула Эдме и негромко запела песню про единое небо и про населяющих его созданий, сочиняя ее прямо на ходу.
На востоке вставали все новые и новые созвездия, рассеивая ночную тьму тысячами огоньков. Фаолан внимательно слушал свою спутницу. Он надеялся, что ее пение – правда, что небо действительно одно для всех и что когда-нибудь он обязательно встретится с Гром-Сердцем, вырастившей и воспитавшей его медведицей– гризли, которая любила его, как собственного детеныша.
На ночь они остановились у небольшого болотца, на берегах которого росли крохотные ярко-желтые цветы. В качестве ночлега был выбран небольшой пятачок сухой земли под каменным выступом. У вершины скалы в вечернем ветерке колыхалась паутина, и Фаолан залюбовался ее хрупкой красотой.
– Знаешь, а я слышал, что паутина гораздо прочнее, чем кажется.
– Правда? – тут же загорелись глаза Эдме. – Где ты об этом слышал?
– Сарк-из-Топи так говорила. С помощью паутины она останавливает кровь и перевязывает раны.
– Ты ведь знаком с Сарк, да? – в голосе Эдме слышалось еле заметное волнение.
Фаолан ничуть не удивился: многие члены стай опасались волчицы-отшельницы, считали ее колдуньей.
– Да. Она понимает меня, как никто другой.
– Как ты думаешь, твоя мать приходила к ней после того, как… ну, ты знаешь…
Эдме не закончила, но Фаолан прекрасно понял, о чем она хотела спросить.
После того как матерей малькадов изгоняли из клана, многие из них приходили к Сарк, и отшельница давала им зелья забвения. Так волчицы быстрее чувствовали в себе силы жить дальше, вступить в новый клан, найти нового супруга и родить здоровых волчат.
– Я не знаю своей матери, но за зельями она не приходила. Сарк сама мне об этом рассказывала. А твоя приходила, как думаешь?
Эдме ответила не сразу.
– Понятия не имею. Я вообще ничего об этом не думаю, как и о тумфро.
Фаолан заметил, что она не стала произносить слово «мое» – «мое тумфро». Северная вершина значила для Эдме не больше, чем самая далекая звезда.
Вскоре после начала слаан-лифа волки обнаружили след лосей, вместе с молодняком мигрирующих на север. Карибу сбрасывали рога морозными зимними месяцами, а лоси – весной; потому-то этот месяц и назывался Луной Сбрасываемых рогов или Луной Новых рогов.
Со старыми рогами, богатыми питательными веществами, быстро разделывались мыши, однако Фаолану и Эдме удалось найти пару нетронутых, и волки принялись выгладывать на них рисунки, рассказывающие о слаан-лифе.
Потребность выгладывать рисунки на костях была заложена в глодателях самой природой. Ни Фаолану, ни Эдме не требовалось демонстрировать эти рога другим членам Стражи – им просто хотелось запечатлеть свое путешествие. И неважно даже, увидит ли их рисунки кто-то еще: выгладываемые кости – это знаки, которыми они оба отмечали важный этап в своей жизни – переход на службу в Стражу Кольца Священных вулканов.
Волки старательно изображали проплывавшие над головой созвездия, вязкий аромат жёлтых цветов, чарующую красоту паутины, тронутой ночной росой, и тихую, нежную песнь травы, колыхаемой почти по-летнему теплым ветром.
Глава вторая
Зимние сны летней ночью
С небосвода ушла луна, похолодало. Волки прижались друг к другу и заснули. Фаолану приснился костер в пещере МакДунканов: он горел, когда молодой глодатель, нарушив закон, предстал перед рагнайдом – собранием волков клана. Ему снился не жар яркого пламени, отражавшийся в глазах старейшин, а узор из пылающих углей, сияющий в кострище, – желто-оранжевая спираль. Почему-то она напомнила Фаолану отметину на его кривой лапе. Во сне спираль все росла и росла, пока не захватила глодателя целиком. Сквозь языки пламени смотрел на него Дункан МакДункан, прежний вождь клана.
– Он знал! Знал!
– Фаолан, проснись!
Фаолан мгновенно вскочил, оттолкнув Эдме. Волчица не сводила с него взволнованного взгляда.
– Кто знал? И что?
– Я что, разговаривал во сне?
– Да. Похоже, это был очень беспокойный сон. Тебе приснился кошмар?
– Нет, не кошмар. И не плохой сон. Мне снились огонь и тепло.
– Мне тоже снилось тепло. Такое зимнее сновидение, – отозвалась Эдме.
Фаолан выглянул из убежища и огляделся.
– Ты только посмотри! – воскликнул он.
Неглубокое болотце покрывала корочка льда. Первые лучи солнца проглядывали с востока сквозь острые замерзшие, покрытые инеем стебли травы.