Джанлукко редко удавалось посидеть вместе со всеми, перебирая виноград или оливки. Отец водил его с собой на рынок, на склады, учил отбирать товар на ярмарках, подписывать договоры и уличать нечестных торговцев, желающих подсунуть порченный товар. Наследнику приходилось крутиться как белке в колесе, и он крутился, но совершенно перестал бывать в компаниях, пить вино с друзьями и веселиться. Синьора даже шутливо упрекала мужа, что он не дает сыну времени на развлечения, а тот лишь отмахивался:
– Успеет еще! Сейчас время упустить нельзя! Самый сезон!
Записи, договоры, покупки… Старший Джанброцци мечтал отправить зимой на север еще один караван – с изюмом, оливками, вяленым инжиром и оливковым маслом. Еще на севере охотно брали лекарственные травы, морскую соль, пряности, шелка для свадебных платьев и ленты для кос. Жаловали северные мореходы и крепкие конопляные и льняные веревки, краски для тканей и хорошее оружие. Впрочем, Джанброцци оружием не торговал, считая это делом неразумным и слишком опасным.
Сын с отцом не спорил, но иногда задумчиво рассказывал что-то из своей первой поездки с караваном:
– Алые платья у них носят молодые жены целый месяц после свадьбы, да и потом на все праздники целый год надевают. А уж если молодка сына родит, то из того платья нарежет лоскутов и на все остальные платья нашьет, чтобы еще сыновья были. Так что красные ткани туда нужно везти такими кусками, чтобы на замужнюю женщину, ждущую ребенка, хватало.
Батиста кивал и делал пометки в отдельном свитке.
– А голубые ткани у них редкость. Очень северяне этот цвет любят и покупают ткань для юных дев. Жены часто носят зеленый. Мужчины тоже любят принарядиться, но больше украшениями сверкают да хорошим оружием. А вот на плащи яркой ткани им нужно. Только солидной, с узорами!
И так спокойно и ровно Джанлукко все это объяснял, что к нему и другие купцы стали прислушиваться да в караван проситься. А старший Джанброцци и рад – чем больше караван, тем больше шансов добраться до места и вернуться живыми!
Радовался купец и не замечал, что его сын ищет взглядом няньку младших сестер и братьев. Как пристально он наблюдает за ее играми с малышами, как норовит поднять вместо нее тяжелую корзину или быстро подросшего братца. Но встречи эти были на самом деле редкими. Нянька жила в детской, укладывала детей рано и не спускалась в общий зал, если хозяйка не забывала прислать ей ужин. А наследник Джанброцци не появлялся дома раньше заката, да и вход в его комнату был сделан отдельным – с улицы, чтобы молодой синьор не будил домочадцев, явившись ночью домой с гулянки.
Время тянулось карамельной нитью, и как-то незаметно наступило время сбора винограда.
На праздник «первой грозди» собрались все, кто мог ходить. Женщины быстро и ловко срезали тяжелые кисти, мужчины носили корзины к давильным чанам. Самые юные, ловкие и быстроногие плясали на ягодах, выжимая сок, хлопотливые хозяйки готовили общие столы, заполняя блюда хлебом, сыром, жареными овощами и колбасами.
В этой суете и шуме был лишь один тихий уголок – большое покрывало, обставленное хлебными корзинами. На мягкой плотной ткани копошились младенцы, а рядом сидела нянька в черном одеянии и перебирала ягоды, присматривая за малышами.
Среди родственников и слуг Джанброцци нашлось немало мужчин, заметивших красоту молодой вдовы. Кто-то пошутил, кто-то игриво подмигнул – женщина не обращала внимания, продолжая заниматься своими делами. Джанлукко выплясывал с братьями и кузенами в давильном чане, но видел, как смотрели на няньку. Пусть рядом крутились юные и свежие девушки, смеялись служанки, недавно прибывшие из деревни, да и синьоры постарше радовали взор, но именно к строгому черному покрывалу возвращались черные глаза молодого купца.
Когда настало время слить сок и забросить жом под пресс, Джанни выбрался из чана, ополоснул ноги в корыте с водой и прилег на траву, закинув конечности на скамью – так ноги успевали отдохнуть, пока носильщики засыпали в чан новые корзины сочных ягод. Ноги гудели, но голова сама повернулась к покрывалу и сидящей на нем женщине. Белое горло, белые руки… Джанлукко сглотнул, представив на миг, как эти длинные пальцы порхают над его телом…
– Роза! – молодой Джанброцци вздрогнул, когда услышал голос матери. – Роза, – повторила синьора Джиневра, – покорми детей! Я принесла молоко!
Нянька встала, взяла кувшин, поставила его в тень, потом тщательно вымыла руки и принялась размачивать кусочки лепешки в молоке и совать в беззубые ротики. Дети смеялись, жевали, пили молоко, проливая на рубашонки, и, кажется, солнечный свет смеялся вместе с ними.