Ужин прошел ожидаемо. Были и шутки, и смех, и добрые пожелания. Роза увела малышню спать, как только подали панна-котту с курагой. Беттина капризничала, и нянька унесла ее на руках, напевая колыбельную. Остальные малыши ушли сами, помахав Джанни руками на прощание.
Младший Джанброцци выдержал приличное время, выпил бокал вина с отцом и ушел к себе. А потом крадучись вернулся в дом, поднялся на второй этаж и неслышно приоткрыл дверь в детскую. Роза сидела у камина, бездумно глядя на угли. Джанлукко подошел, положил тяжелые ладони ей на плечи и не удержался – уткнулся носом в ее белую шею, жадно вдыхая ее запах.
Молодая женщина не сопротивлялась. Только шепнула:
– Не здесь, Джанни!
Он стиснул ее ладонь, помог подняться и повлек коротким путем в свою комнату. Туда, где стоял собранный заранее дорожный мешок. Туда, где была расправлена большая кровать со свежим бельем и мягкими подушками.
Она остановилась у кровати и, глядя ему в глаза, медленно, словно задыхаясь, потянулась к шнуровке на груди. Джанни не торопил. Он пил ее взглядом, стремясь запомнить, и сам постепенно снимал одежду. Пусть у них будет сейчас эта ночь. Сказочно прекрасная, долгожданная. Он будет честен с женщиной, которая доверила ему себя…
Отбросив вместе с одеждой ненужные мысли, Джанлукко замер, любуясь невероятной картиной – белое, нежное тело молодой женщины сияло в кругу ее черных юбок. Должно быть, от волнения она стиснула руки, и ее черное покрывало оттеняло белизну ее лица и тела. Картина была так прекрасна, что молодой купец на миг закрыл глаза, а потом шагнул вперед, опустился на одно колено, поймал ладонь Розы и поцеловал ее. И лишь потом так же благоговейно коснулся поцелуем ее живота, принимая ее безусловное доверие.
Он не спешил. Не рвался завершить дело. Он любовался и тянул каждый момент, целуя губы, щеки, закрытые веки, ловя губами слезинку, скользнувшую по гладкой коже… Он не хотел этих слез, но знал, что они неизбежны. Женщина оплакивала прошлое, шагая в будущее, а он усиленно толкал ее туда.
Как они очутились в кровати, Джанлукко не помнил. Помнил аромат и вкус ее кожи, помнил собственное восхищение черной копной волос, хлынувших из-под покрывала, помнил свои руки, лежащие на талии Розы, а как она распростерлась на прохладных простынях – не понял. Только навис над ней, ловя губами соски, разводя коленом ее судорожно сжатые ноги, потом впился в маняще-алый рот, и… проникнуть в ее лоно оказалось очень трудно.
Узкая. Невероятно узкая и тесная. Должно быть, она блюла себя после смерти мужа, мелькнула мысль в голове Джанлукко, и в ту же секунду он понял, как ошибался. Лицо Розы исказилось, она негромко вскрикнула, попыталась его оттолкнуть, но он уже взломал хрупкую преграду, войдя на всю длину. И замер, уткнувшись лбом в плечо вдовы, только теперь ставшей женщиной.
– Почему? – хрипло спросил он, запрещая себе двигаться.
Хотелось. Неимоверно хотелось отступить назад и ворваться в ее лоно с новой силой. Да только он слышал ее хриплое, рваное дыхание, чувствовал слезы, подступившие к ее горлу, готовые пролиться рыданиями, и всем существом осязал внутренние мышцы, готовые вытолкнуть его из ее тела.
– Просто, – таким же хриплым голосом ответила Роза, – мой муж… он был уже стар. Болен. Ему нужна была сиделка, а не жена.
– Не жалеешь? – серьезно спросил он, заглядывая ей в глаза.
– Не жалею, – стряхнув с ресниц слезы, ответила Роза и нежно добавила: – Джанни…
И все. Это стало последней каплей. Он все-таки сорвался. Ему хватило трех движений, чтобы улететь куда-то к небесам, а потом рухнуть в ее горячее тело. Он видел и понимал, что для нее это было лишь кратким безумием, и разочарование уже готово накрыть ее с головой, и Джанлукко опередил ее:
– Я вкусил твоей сладости, моя Роза, а теперь я покажу тебе звезды…
И он мягко, нежно, обещающе поцеловал ее припухшие губы, а после обнял, давая понять, что здесь и сейчас она не одна, и накрывшее его безумие может стать общим.
Потом снова были поцелуи, глоток вина из кувшина и медленные ласки, призванные вновь разжечь погасший было огонь. И Роза ахала и улыбалась, извиваясь под его руками, губами и языком. А к рассвету, когда он решил все же немного вздремнуть, она набралась смелости и сама опустилась на него, постанывая и умоляюще заглядывая в глаза. Он моментально стряхнул сонливость и потянулся губами к ее груди: