И весьма подбодренная своими мыслями, я уже куда веселее продолжила свой путь к дому Викки Дарбот
Осенью темнело рано, и Лупгрейф не был исключением в этом вопросе. Уличное освещение еще не включили, но зато перед входом в каждое строение горел фонарь, окна большинства домов тоже ярко светились, и всего этого вполне хватало, чтобы осветить улицу достаточно, чтобы я не переломала себя что-нибудь, споткнувшись в темноте. Хотя дороги в Лупгрейфе находились в достаточно приличном состоянии.
Приближаясь к дому Викки, я вдруг услышала шум. Крики, мужская ругань, женский плачь – эти звуки настолько отличались от уже сложившейся в моей голове картинки умиротворенного тихого городка, что сначала мне показалось, будто я каким-то непередаваемым образом перенеслась обратно в столицу. Даже огляделась по сторонам, но заметив вокруг себя аккуратные заборчики вокруг ухоженных газонов, уверилась в том, что все еще нахожусь в Лупгрейфе и ускорила шаг.
Скандал разгорелся на лужайке возле дома соседей моей домохозяйки. Прямо на траве недалеко от крыльца, на коленях стояла женщина. Я не видела ее лица, но по общему впечатлению она была еще довольно молода, длинные спутанные темные волосы разметались в беспорядке по спине и плечам. Женщина судорожно цеплялась за стоящего рядом с ней мужчину, не обращая никакого внимания на его попытки вырваться из ее цепких рук. Его лицо хорошо освещалось уличным фонарем, и я смогла рассмотреть сурово сжатые губы, грубые, словно высеченные из камня черты лица, темные короткие волосы. Ругался именно он, пытаясь отцепить от себя руки коленопреклонной особы. В дверном проеме, застыло еще две фигуры – девушки-подростка и маленького мальчика, прижавшегося к ее ноге.
- Пошла прочь! – проревел мужчина. Ему наконец-то удалось оторвать от своих брюк пальцы женщины, и он бесцеремонно оттолкнул ее от себя. На мгновение мне показалось, что сейчас мужчина начнет избивать свою жертву ногами, но он лишь неодобрительно покачал головой и круто развернувшись, направился к дому. Дети, застывшие было на пороге, молниеносно ретировались вглубь, а их, наверное, отец, с громким стуком захлопнул дверь, тем самым отрезая себя и своих домочадцев от всего происходящего.
Женщина же так и осталась лежать на холодной земле и тихонько подвывать. Первым моим порывом было броситься ей на помощь, но тут кто-то осторожно взял меня под локоть. Подпрыгнув от неожиданности, я развернулась готовая дать отпор и замерла, увидев Викки.
- Идемте ужинать, - тихо, но твердо произнесла она.
- Но…- я замешкалась.
- Не вмешивайтесь, - она неодобрительно покачала головой, кинув далекий от сочувствующего, взгляд на лежащую на земле незнакомку и потянула меня по направлению у дому.
- Викки, - попыталась, было, я увещевать ее, - но так же нельзя, возможно, этой женщине требуется помощь?
- Ей требуется проспаться и перестать тревожить покой мирных жителей, - неодобрительно покачала головой Викки и открыла передо мной дверь в дом.
На хозяйской половине я еще не была, потому переступив порог, с любопытством огляделась. При входе я попала в небольшую прихожую. Мебели здесь почти не было, если не считать старой, местами обшарпанной, тумбочки, непонятно какого назначения, и большого зеркала на стене, возле входа.
Из прихожей вело три двери. Налево – в мою комнату, вернее в небольшой коридорчик, откуда можно было попасть в мою комнату и ванную, напротив – дверь в кухню. Еще один большой дверной проем вел, видимо в гостиную. Двери здесь были сняты с петель, потому мне удалось рассмотреть старый диван, с темно-синей обивкой, пару кресел, шкаф с выставленной на обозрение посудой и стеллаж для книг.
- Идемте в кухню, - произнесла Викки, переобуваясь в домашние туфли. – Я детей уже покормила, и уложила спать, - словно извиняясь, произнесла женщина.
- Я только переоденусь и вымою руки.
В своей комнате я стащила пальто, переобулась в легкие теннисные туфли, в которых было не в пример удобнее, чем в ботинках и переплела волосы. От мороси, что щедро сыпалась с неба, прическа моя выглядела весьма удручающе: мокрые пряди превратились в сосульки, а короткие волоски на висках стали подсыхать и завиваться – та еще красотка.
Вымыв руки, я подхватила пакет с пирогами Рози и поспешила в кухню.
Викки уже накрыла на стол, и теперь нерешительно топталась у окна. Тарелка же была одна, и мне почему-то подумалось, что для меня ужин был приготовлен отдельно, уж слишком сиротливо смотрелся тот кусок мяса, что лежал в окружении овощей. Почему-то стало неудобно от мысли, что именно потому хозяйка и отослала детей – не хотела, чтобы я видела, что они питаются совсем иначе.