Секретаря на месте не оказалось, и я нерешительно приблизилась к кабинету шерифа. Дверь была закрыта не плотно и, судя по звукам, долетавшим оттуда, страж Лупгрейфа был в кабинете не один.
- Ты забываешься, Барт! - собеседник шерифа Вадаза был мужчиной и он, кажется, очень сильно злился.
- Вы в этом уверены? – парировал страж закона, но по его голосу трудно было понять, что именно шериф испытывает в данный момент: гнев, страх, раскаяние или же остается совершенно равнодушным ко всему?
- Это и твой город тоже! Твои предки стояли у самых истоков. Они плечом к плечу…
- Сейчас не время для проповедей, преподобный!
Я аж подскочила после этих слов шерифа. Так он там со священником отношения выясняет? Ничего себя я попала на разбор полетов?
- Барт Вадаз! – тот, кого назвали преподобным, не сдавался. – Ты, как и все твои предки давал клятву. Ты клялся защищать Лупгрейф и его наследие.
- Я это и пытаюсь делать!
- Значит, делаешь недостаточно, Вадаз! – а этот местный священник, кажется мне совсем не так прост. Вон как на шерифа накинулся. Интересно было бы познакомиться с ним поближе.
- Я – шериф! Это как раз моя прямая обязанность. В последнее время, в Лупгрейфе происходит слишком много того, чего не должно быть.
- Я все сказал, Вадаз. Не заставляй меня считать тебя предателем. Не заставляй меня думать, что ты запятнал имя своих предков.
- Я один стою на страже закона в Лупгрейфе.
- И кто в этом виноват?
Из-за двери раздался скрип, как будто кто-то поднялся из кресла, затем звук шагов, оповещающих меня о том, что сейчас этот кто-то направляется на выход. Я едва успела отскочить к входной двери и сделала вид, что вхожу.
Дверь в кабинет шерифа распахнулась, и на пороге показался человек. Уже немолодой, невысокий, сухощавый. Он резко остановился, когда заметил меня, словно натолкнулся на невидимую преграду.
Преподобный смотрел на меня всего несколько секунд, но этого времени мне хватило, чтобы почувствовать себя так, словно меня вывернули на изнанку, перетряхнули все внутренности и свернули все обратно. Настолько цепким, неприятным, колючим был его взгляд. А еще он был смертным.
- Д-добрый день, - пискнула я, ежась под неприятным взглядом этого мужчины. – А шериф?..
- Госпожа Донел, - Вадаз возник позади преподобного и окинул меня не слишком дружелюбным взглядом. – Вы рано.
- Вы, та самая приезжая журналистка, которая обнаружила тело Айрис Шолор, - отмер преподобный и посмотрел на меня на этот раз с интересом.
- Я не журналистка, - пискнула в ответ. – Я фотограф.
- Что же, - преподобный сдвинулся с места и подошел ко мне, - тем лучше для вас, - он бесцеремонно отодвинул меня в сторону намереваясь выйти и пытаясь добраться до двери позади меня.
- Почему? – искренне удивилась я.
- Потому что все журналисты – грешники и гореть им в аду за их мерзкие дела. У вас еще есть шанс оправдать себя в глазах высших сил, - и, произнеся эту пафосную речь, он вышел из кабинета, со стуком захлопнув за собою дверь.
Мы с шерифом остались вдвоем и, если честно, я не уверена в том, кто из нас был удивлен подобным высказыванием больше.
- Проходите, - первым вышел из ступора шериф, открывая передо мной дверь своего кабинета. – Раз уж пришли, то проясним некоторые моменты вчерашнего происшествия.
- Угу, - буркнула я, переступая порог.
Ничего необычного в кабинете не наблюдалось. Стол, два кресла для посетителей, шкафы с документами, несколько плакатов и карта Лупгрейфа с прилегающими территориями на стенах.
– Я хотела поблагодарить вас за машину. Ее сегодня уже забрали в мастерскую.
- Не стоит, - шериф жестом указал мне на одно из кресел возле стола, а сам направился на свое место. – В Лупгрейфе только одна ремонтная мастерская, вы бы и сами прекрасно справились, я лишь взял на себя труд позвонить Ною Де Вилу.
- И все равно, спасибо, - я устроилась на стуле и несмело улыбнулась Вадазу.
Сейчас, после знакомства с преподобным, Робертом и виденной вчера сцены на лужайке перед домом Шолоров и совершенно непонятного поведения Викки и остальных соседей, шериф казался вполне адекватным. Ну, замкнут немного, мрачен, возможно, не слишком разговорчив, так это все может быть отпечатком, накладываемым профессией. Стражи всегда рискуют, а Вадаз – единственный слуга закона в Лупгрейфе. Он сам так сказал. Кстати, а почему он так сказал? И почему преподобный ответил, что шериф сам в этом виноват? Он имел в виду Теда?