Оксана Огородникова
В первый момент я не совсем поняла, о чем это он. Потом до меня дошло… И сразу же стало трудно дышать, несмотря на то, что в кабинете у меня было прохладно. Девочка Лена, студентка. Неужели?..
А мой собеседник между тем продолжал наносить удар за ударом…
– Моя дочь сообщила мне, что ждет ребенка, и что аборт делать уже поздно – по медицинским показаниям. В связи с чем хочу довести до вашего сведения, что брак между моей дочерью и вашим сыном невозможен ни при каких обстоятельствах.
Я впервые в своей жизни столкнулась с такой открытой, дремучей ненавистью к себе. Ненавистью, ни на чем, с моей точки зрения, не основанной. Неясно было, как разговаривать с таким человеком.
– Мне кажется, – начала я, – что этот вопрос должен решаться между нашими детьми. Они уже достаточно взрослые, чтобы…
– Я что, неясно выразился? – сверкнул он своими волчьими глазами. – Моя дочь не станет женой вашего сына. Более того, я не намерен воспитывать и его ребенка. Поэтому, сразу же после того, как моя дочь родит, вам нужно будет забрать ребенка к себе. В противном случае, он попадет в детский дом.
– Вы что, сумасшедший? – тихо спросила я. В ту минуту я совершенно позабыла о том, что наша беседа записывается, и что потом ее будет просматривать полковник Казарьянц – настолько меня поразила черная злоба, исходящая от практически незнакомого мне человека. Глаза его говорили – да, ты права, ну и что ж? кому ты что докажешь?
– Что у вас за проблема? Ведь вы практически уже добились своего – наполовину вытеснили меня из вашего региона. Осталась какая-то мелочь – магазин продуктов, парочка кафе и еще редакция газеты. Я туда, к вам, теперь и не езжу. Зачем же впутывать в наши разборки детей?!
– У нас не разборки, госпожа Огородникова. Я просто ставлю вас в известность о своих намерениях. Более мне нечего вам сказать.
Он поднялся, еще раз одарил меня на прощание своим уничтожающим взглядом и направился к дверям.
Областной центр, 2003й год
– Дерьмовый материалец, – сказал Казарьянц, закончив просмотр. – Ничего из этого не выжмешь. Ну какое кому дело, что сын Огородниковой трахнул никулинскую дочь? Хотя сама по себе ситуация забавная. Напоминает мыльные оперы, которые сейчас по «ящику» крутят. Ты как считаешь, Денис – можно это как-то использовать?
– Как доказательство – нет, конечно. Он же не признаётся ни в чём. А вот психологам нашим я бы это показал. Интересна его реакция на слова Огородниковой о том, что Никулин причастен ко всем этим преступлениям. Она же фактически обвинила его в четырех убийствах! Это не считая заказа на Сычева – Огородниковой-то этот бандит по барабану.
– А все же согласись – она баба хоть куда! Хотя у нее уже взрослый сын – выглядит она молодо.
– Просто следит за собой, – возразил Денис. – Сауны, массажи, тренажеры там всякие… С ее «бабками» я бы выглядел как английская королева.
– Нет, Денис, ты неправ. Деньги, конечно, помогают поддерживать форму, но… Иную уродину никакие деньги не спасут. Так что будем делать с записью?
– В архив сдадим. На всякий случай. А уничтожить всегда успеем.
Когда Никулин вернулся из Москвы, то его ждал сюрприз. Жена сообщила ему, что уже дважды звонил Геннадий Яковлевич, начальник криминальной милиции.
– Он просил тебя обязательно к нему зайти, – сказала Диана.
– Что ему нужно?
– Он мне не докладывал.
– Ладно, разберемся. Лена где?
– Откуда я знаю? С утра ушла куда-то. Ты мне не поручал ее стеречь.
Павел Игнатьевич снял пиджак, сел за стол. Ослабил узел галстука.
– Что-то сердце стало пошаливать… Ты хорошего врача не знаешь?
– Все хорошие – в Москве. Или за границей.
Никулин соединил вместе кончики пальцев, прикрыл глаза. Отключился на минуту от реальности, прокручивая весь свой вчерашний разговор с Огородниковой. Правильно ли он себя держал? Не «подставился» ли? Нет, вроде всё было верно. Так, как он и планировал. Теперь еще остается художник. Его нужно проучить. Никому не позволено безнаказанно морочить голову Павлу Никулину.
Вынув из висящего на стуле пиджака мобильный телефон, Павел Игнатьевич набрал номер своего телохранителя Олега…
Просьба Нины Вавиловой удивила Дениса. Удивила неприятно. Ведь он же миллион раз говорил ей, чтобы она никому не говорила о том, от кого получает сведения! Идти на встречу с каким-то парнем из Питера – зачем?
Но отказать Нине Черняев не мог. Было в ней что-то такое… Необыкновенное. Он заметил это еще тогда, несколько лет назад, когда вступился за нее на даче у того жирного бандита. Он сделал это под влиянием эмоций, и лишь потом понял, что поставил на грань срыва всю тщательно продуманную комбинацию Федеральной Службы против местного криминалитета. Еще бы – что это за «секьюрити», который «вырубает» своего шефа!
Тогда Денису пришлось срочно, по мобильнику звонить своим и лгать, что его внезапно заподозрили и собираются вот-вот убрать. Через четверть часа на дачу нагрянули спецназовцы, и сексуально озабоченного мафиози отвезли отдохнуть на нарах.
Работа, которой Денис занимался сейчас, не очень его устраивала. Казарьянц сразу потребовал от него безоговорочной личной преданности и предупредил, что в случае малейшего непослушания может испортить ему всю карьеру. За участие в последней операции полковник обещал дополнительное вознаграждение, помимо зарплаты. Денис смекнул, что его начальник решил подзаработать, оказывая услуги какой-то мафии. Уже позже Казарьянц немного приоткрыл завесу тайны…
Безо всякого сожаления Денис отправил на тот свет омерзительного уголовника Ковша. Казарьянц похвалил капитана и вручил запечатанный конверт. Там оказалась часть обещанного гонорара – две тысячи долларов. Они были как нельзя кстати – отец Дениса нуждался в срочном и дорогом лечении. К тому же, он втайне надеялся, что Нина все-таки согласится провести с ним отпуск в горах, и тогда их отношения станут прежними.
Но вот последнее задание, полученное от Казарьянца… Оно было Черняеву не очень по душе. Отказаться было немыслимо – он уже переступил черту, взяв деньги за смерть Ковша. Значит, оставалось взять себя в руки и продолжать идти этим же путем, полагаясь на свои собственные силы и немного – на судьбу…
– Здравия желаю, товарищ подполковник, – мрачно произнес Никулин, входя в кабинет начальника криминальной милиции. – Зачем я тебе так срочно понадобился?
– Присядь, Павел Игнатьевич.
Никулин отметил про себя, что его старый приятель прячет взгляд.
– Ты извини меня, но… Я человек подневольный. Тут открылись некоторые факты… Я, конечно, не верю…
– Валяй, не тяни кота за яйца, – сказал нетерпеливо Никулин.
– Есть постановление о твоем задержании…
– Основания?
– Подозрение в соучастии в убийстве господ Замятина и Сычева.
– Ты это серьезно?
– Более чем, Паша. Более чем… Пока дело касалось косвенных улик, я отметал все подозрения. Но сейчас все изменилось…
– Каким же образом? Нашлись прямые улики? Мне можно с ними ознакомиться?
– Конечно, это твое право. Но только после того, как ты будешь заключен под стражу.
Никулин был невозмутим.
– И кто ж меня заказал, Гена? Кто дал отмашку? Неужели Москва?
Павел Игнатьевич Никулин
Ну, сукины дети! Решили, значит, похоронить Никулина… Да не по зубам вам добыча.
– Ты, Гена, соображаешь, что делаешь?
– Не беспокойся, Паша. Не первый год замужем.
Он перегнулся через стол – как будто кто-то мог нас услышать – и, понизив голос, произнес:
– Видно, крепко ты кому-то досадил, Пал Игнатьич.
Я заставил себя рассмеяться ему в лицо.
– Да неужели ты думаешь, Гена, что я, пока лез на такой верх, о страховке для себя не позаботился? Если я пойду на дно – то со мною ох, как много народу вместе пропадет! Знаешь, что бывает, когда тонет большой корабль? Воронка образуется, и всех, кто рядом, туда засасывает.