Оставшаяся пацанва быстро позабрасывала свои баульчики в багажный отсек, и машина тронулась с места. Монзырев окинул взглядом мелкое воинство: два орла, охранник, три великовозрастные девицы, шесть пацанов, три девчушки и собака в наморднике.
– Ну что, подельнички, потопали? – он, развернувшись, подхватил свою сумку, пошел в сторону автовокзала, за ним двинулись остальные. Замыкали шествие охранник, сразу же вспотевший на солнце в своей классической паре черного цвета и белой рубашке с галстуком, с Галининой сумкой и странным тубусом в руках, и Андрей Ищенко с рюкзаком за плечами.
Сделав первый шаг в направлении автобусной остановки, Монзырев даже не подозревал, как с этим шагом круто изменится его жизнь и жизни всех тех, кого он вел за собой.
2
Уже два часа группа шла по лесу, отмеряя шагами оставшиеся до лагеря восемь километров, и никак не могла дойти. Монзырев подметил, что привыкшим к пейзажам городских кварталов и асфальтированным тротуарам детям и «барышням», первоначально восхищавшимся видами натуральной растительности и щебетом пернатой живности, стало приедаться вынужденное блуждание по лесным просторам малой родины.
Высадившись из рейсового автобуса, со скоростью пьяного ёжика ехавшего от деревни к деревне, пошли по разбитой лесной дороге, когда Горбыль предложил:
– Командир, давай срежем расстояние. Дорога делает крюк и петляет по лесу, а напрямик через тридцать минут будем на базе.
Услыхав, что уже через тридцать минут они будут в лагере, голодный народ зароптал.
– Сашка, да ты посмотри на наших воспитательниц, у них же шпильки по десять сантиметров.
– Ничего, Анатолий Николаевич, у меня в сумке есть две пары кроссовок. Я поделюсь с девочками, кому размер подойдет, – заслышав о возможности проделать дистанцию в урезанном варианте, сориентировавшись, предложила Галина.
– Ага, две пойдут в кроссовках, а одна на каблуках? Хитропопые красавицы. У кого ноги болеть потом будут?
– У меня шпильки совсем не высокие, Анатолий Николаевич, – белобрысая Анна шагнула вперед, выставив ногу напоказ.
– Ну, коли есть желание торить лесные тропы, переобувайтесь и свернем в лес.
В лес свернули, сверившись по солнцу, компаса ни у кого не было, да, в общем-то, он и не нужен. Часы показывали начало шестого. Через полчаса, шагая по запущенному смешанному растительному массиву, к лагерю не вышли, хотя шли в правильном направлении. Не вышли и за следующие полчаса. Монзырев объявил перекур. Сориентировавшись, докурив сигарету, дал отмашку, снова двинулись, причем темп ходьбы непроизвольно увеличился, всем хотелось есть. Замыкали колонну все те же – охранник Толя, умаявшийся с непривычки лесных блуканий, снявший с себя пиджак и «сверкающий» сбруей с ПМ под мышкой, и Андрей Ищенко – этот свежий как огурчик, хоть повесь ему дополнительный рюкзак на спину.
Монзырев остановился. Из колонны к нему вышел Сашка:
– Командир, что остановился?
– По кругу ходим, Сашок.
– Как так?
– Смотри, видишь, справа бычки валяются? Перекурили, бросили, ушли. Это наши бычки.
– Да не могли мы по кругу идти, шли только прямо.
– Мы шли только прямо, это ты прав. Леший водит.
Сашка недоверчиво посмотрел на начальника, любопытные взгляды детворы тоже говорили о многом. Детишки подобрались в команду те еще. Возраст от двенадцати до пятнадцати лет, воспитаны улицей, со всеми вытекающими. Ни в бога, ни в черта не верят. Ухмыляются.
Род Монзыревых глубоко уходил своими корнями в Ростовскую область, его предки были донскими казаками. В станице, куда его отвозили каждое лето, на все каникулы, и до сих пор люди помнили его прабабку Лизавету – знахарку, прожившую со своим мужем прадедом Монзырева лет до ста, лечившую обращавшееся к ней население близлежащих и дальних станиц.
Он хорошо запомнил рассказанную на вечерних посиделках кем-то из взрослых байку, как однажды к бабе Лизавете, тогда еще молодой красивой казачке, приехали из станицы под Ростовом, посланные богатым уважаемым станичным атаманом, казаки.
– Лизавета Кондратьевна, помоги, сгорает на глазах дочка атамана, к врачам возили, показывали, врачи ничего не нашли. Вянет молодка, на глазах вянет. Атаман заплатит хорошо, не обидит.
И поехала Лизавета. Отчего ж не поехать, коли помощи ждут!
Курень атамана поставлен в центре станицы, и по приезде светила от «деревенской медицины» у дома за плетнем собралась добрая половина станичников. Лизавета Кондратьевна вошла в комнату болящей, пробыла там какое-то время, выйдя, сказала домочадцам:
– Геть с куреня за плетень. И народ отвесть в сторону от ближней станичной околицы.