Слегка побурчав, семейство покинуло родовое гнездо, присоединилось к любопытным, курившим и галдевшим неподалеку от ворот. Дело к обеду, уже и ожидать чуда устали. Когда вот она, ведьма! Станичники видели, как Лизавета вышла из куреня с подушкой, вытащенной из-под головы девицы, в руках. Пошла вокруг хаты, взбивая и теребя ее руками, она что-то тихо наговаривала себе под нос, слов разобрать никто так и не смог, как народ ни прислушивался. После обхода второго круга, из открытой двери дома стали выскакивать мелкие, лохматые существа, похожие на бесов, какими их представляют и по сей день обыватели. Не обращая внимания на собравшихся, существа выбегали через открытые ворота и скачками неслись в сторону околицы. Заголосила мать больной, загудели станичники. Елизавета направилась к воротам, подошла к атаману.
– Что ты голосишь? – устало кинула она безутешной матери, сунув ей подушку в руки. – Подушку сожжешь сама, хвороба уйдет полностью. А ты, атаман, жди сватов по осени, здорова твоя дочь.
Таких баек про бабку Лизавету Монзырев знал великое множество. О многом она и ему рассказывала, поэтому запредельному для разума майор не удивлялся.
– Все встали друг за другом, положили руку на плечо впереди стоящего организма и пошли след в след, – велел он, посмотрел на положение солнца на небосводе, сделал поправку направления. – Двинулись.
Неспешно, стараясь не терять направление – шли. Со стороны могло показаться, что поводырь ведет слепцов. По мере движения Монзырев стал шептать слова молитвы:
«Отче наш, иже еси на небеси, да святится имя твое, да будет воля твоя…»
Эти слова он знал хорошо. Это была единственная молитва, которую он выучил, которую в детские годы вдолбила ему прабабка:
«От всех напастей поможет, внучек. Запомни ее накрепко», – прорезался в голове скрипучий голос бабки Лизаветы.
Не отвлекаясь от маршрута, Монзырев заметил появившуюся впереди поляну. Деревья перед ней выглядели уродливо. Стволы были непрямые, выгнутые в разные стороны, некоторые закручены практически в узлы. Вспомнилось название всего этого безобразия:
– Место силы.
Перед взглядом Монзырева предстала прозрачная пленка, будто какой-то извращенец вытянул ее из тонкой резины, через которую в легком мареве едва проглядывался веселенький пейзаж с противоположной – стороны, мало того, на пейзаже казалось струится радуга, как после дождя, так бывает, когда смотришь на свет через мыльный пузырь.
«Чудны дела твои, Господи!»
Толик в раздумье стоял на месте, качал информацию из визуальных источников, когда рука Горбыля слегка сдавила плечо. Требовалось сделать шагов пять, и все прояснится. Вдруг пленка напряглась с противоположной стороны. Перед Анатолием неожиданно, словно из ниоткуда, предстал человек в маскарадном костюме, стилизованном под одежду времен царя Гороха. Судя по всему, для него такая встреча тоже составляла полную – неожиданность, это было видно по шальному взгляду. Незнакомец открыл было рот, чтоб выразить свои мысли по поводу случившегося контакта, когда за его спиной нарисовался еще один персонаж сюрреалистической постановки лесного спектакля, скорее всего скоморох, по другому и не классифицируешь мужика такой стати и в таких шмотках. Толик услышал его проникновенный голос, обращенный явно к первому:
– Молчи, боярин! Если скажешь хоть слово, круг не замкнется. Можешь потерять больше, чем найдешь!
Словно черная туча упала на лицо вышедшему к ним мужчине, он опустил глаза ниц. Анатолий решился заговорить первым, выяснить у ролевиков примерное расположение дороги, когда из дырявой пленки очень быстро просочилась серая пелена, слизнула обоих незнакомцев в один миг, будто и не было никого.
– Сашка, ты их видел, или у меня глюки?
– Видел, командир. Кстати, первый мне кого-то напомнил.
– Давай так, чтоб не в Кащенко попасть, а на дорогу выйдем, считаем, что это ролевики озорничают.
– С натягом принято, Николаич.
Остальной контингент, молча, переваривал увиденное и услышанное. Свое мнение никто не высказал, тем более потревоженная пленка вновь выказала свою целостность и все так же играла радугой на солнце. Ходоки друг за дружкой подошли к ней вплотную.
Протянув к плотной пленке руку, потрогав натяжение указательным пальцем, Монзырев ничего не ощутил и с очередным шагом прошел ее, выйдя на поляну. За ним гуськом втянулись остальные. Не прекращая идти, он оглянулся, ему было интересно, как поведет себя нарушенная мембрана? Отошел в сторону, разорвав импровизированный строй, встал сбоку, пропуская мимо себя выходивших. Причем тех, которые еще не прошли мембрану, он не видел вовсе, как будто из подернутой рябью пелены вдруг показывался очередной человек. Вся группа вышла. На мембране прорисовался непонятный знак, не то иероглиф, не то руна. В голове откуда-то появился ответ на не совсем сформулированный до конца вопрос в мозгах: