Позы у обоих были такие, будто они закусывают, то есть умиротворенные, только вместо стола с едой между женщинами был этот агрегат, на который обе внимательно смотрели. Павел, вначале обманутый их позами, хотел было с ходу вместо приветствия пошутить, мол, не пригласят ли дамы к столу, даже подался вперед и одновременно взял стул, подставив его под свой зад, но ни пошутить, ни присесть не успел, так и замерев согнувшись. Потому что увидел то, на что смотрели женщины.
По агрегату медленно ползло нечто черное, похожее на богомола и одновременно на какое-то млекопитающее. Во всяком случае, насекомым это точно не было, хотя и обладало двумя симметричными полупрозрачными крыльями, похожими на стрекозиные, только менее вытянутые. И несомненно, это было тем же или очень похожим на то, что извлекли из Павла. Только — и это без сомнений — это было старше, взрослее того. Эти два сформировавшихся крыла, одинаковые по форме и размеру, самостоятельное передвижение по металлу трубок, а также упитанное, но не жирное тело — все это говорило об определенной степени взрослости. Хотя по размеру оно и не было больше того, первого.
Увидев существо, Павел замер в позе «зю», то есть ноги полусогнуты, корпус почти параллельно полу. В голове промелькнули сразу несколько догадок. Это его? В смысле то, что извлекли у него из живота? Но откуда это здесь, в кабинете у врачихи? Доктор ей передал? Но зачем? И вообще, разве то не… Ну что обычно делают в больницах с тем, что ампутируют и вообще вынимают из человеческих тел. Или это другой? Тогда что же получается, это вынимают не только у него, но и у других? Зачем? Что в этом такое особенное? Почему врачиха и ее сестра так внимательно это рассматривают? Даже с любовью. Во всяком случае, без тени брезгливости.
— А, Павел! — почти ласково сказала врачиха, поднимая голову. Просто приторно-ласково. Он ей уже не верил.
Она протянула руку и осторожно, чтобы не помять крылышки, сняла это с металлической конструкции и аккуратно зажала в ладони. На изгиб ее большого пальца легла остроконечная черная голова.
Сеанс
Особо важной персоной оказался чиновник из здешнего муниципалитета, который, насколько Павел понял, каким-то образом контролировал расположенные на этой территории бизнес-структуры. Ничего демонического в нем не было, никаких бегающих глаз человека, пришедшего за взяткой. Пришел солидный человек, свято уверенный в своем праве получить законно ему причитающееся. Получить не наличными, а услугой, а заодно вроде бы проверить, как на месте осуществляется производственный процесс, испробовать, так сказать, на себе, чтобы при случае было что сказать со знанием дела, только вот что именно и где — это все зависит от случая. За знаниями человек пришел, что ж тут предосудительного!
Судя по черным точкам и щербинкам, чиновника проклинали давно и многие, а парочка вполне походила на полновесные «заплатки», пусть и не очень сильные и качественные. Видно, что человек относится к своей работе ответственно, с душой и творческой выдумкой. За что его и проклинали от всей души. Пусть неумело. Но от души. За творческий и слегка компромиссный подход.
Любка, неискренне и скупо улыбнувшись, пригласила его садиться и рассказать, что беспокоит.
— Да, — вальяжно развалился посетитель, — счастья бы мне.
И улыбнулся. Вроде как пошутил. А вроде как и нет. Мол, ну голуба, покажи, на что способна и способна ли вообще. Но самому — это видно — жутковато. Откровенного страха нет — с чего бы! — но некоторые опасения имеются. И между делом глазками на чародейку постреливает. Пристреливается к дамочке. Нормально!
Любка его словами-фразами обкатывает, лицо делает, пассы над голубым стеклянным шаром на подставке совершает, руками над свечой водит. Уметь она, конечно, ничего не умеет. В лучшем, а по сути, в худшем случае у нее получится перетянуть чужие проклятия на себя, но, в сущности, и на это она неспособна. Да и к счастью это. Свечкой отгородилась, незаметненько ладошками отталкивает — этому Павел ее научил. Ее дело цирк устраивать, с людьми договариваться и деньги брать. Большинству клиентов это и надо. Люди мнительные, с пораженной психикой, они ищут участия, пускай даже за деньги, а для уверенности в себе — хорошие предсказания. Любка как астролог себя не позиционирует, слова типа «Марс в крестах, радуга в кустах» не произносит, это не из ее амплуа, но сказать что-то о хорошей, в общем, ауре, которую нужно малость подправить, после чего она с полгода будет просто непробиваема, легко.
Чиновник — фамилию его Павел не запомнил — ему откровенно не нравился. Ну какая, к чертям собачьим, проверка в том деле, в котором ты не разбираешься! А вымогать, если уж так невтерпеж, проще ларечников. Там все просто — вот товар, вот деньги. Отвадить бы его, и все дела. Петрович, например, этот вопрос решил. Материя эта, по правде говоря, тонкая. Противодействовать государственным структурам и их представителям не принято. Защищаться — это да, это не возбраняется. Но нападать… Там, говорят, тоже свои маги есть. Слух идет, что не хилые. Да и не в этом только дело.
Так что ж?
Павел, изображая суету на задворках, размышлял. Очистить? Это не сложно. Хотя и долго, муторно, не на один час делов. Или что? Ну не нравится ему этот тип. Да еще и к Любке пристреливается. Может, так оставить? Как есть. Сам, в конце концов, виноват. За одни красивые глаза так «плевками» не одаривают. Тут, если покопаться, таких отправителей можно найти! Да только противно.
В конце концов, он не врач, клятвы Гиппократа не давал. Так сказать, не обязан. С другой же стороны — не судья. Кстати, о судьях, которые выносят приговоры. На них таких «плевков», да еще и похлеще, куда больше. Уж тех-то проклинают от всей души и подолгу. Они и под расстрел ведь подводят, а оттуда, от последней черты, проклинают особенно изощренно и подолгу. Пусть пока расстрелы отменили, но дела это, по сути, не меняет. Так что ж теперь, за это и судьям от ворот поворот делать?
Якобы убирая нагар со свечи, еще раз, сблизи, посмотрел на посетителя, отворачиваясь и щурясь, будто от дыма. Но уловка эта и не нужна была; посетитель был занят тем, что строил аппетитной целительнице глазки, прямо как пацан горячий. Особо злостных «плевков» Павел насчитал у него три. Еще пяток не таких серьезных, но заметных на фоне остальных, мелких, как сыпь. Стараясь не думать, кто эту слабосильную «сыпь» сооружал, он придумал, как сделать быстро и не особо утруждаясь, а также, чтобы ноги этого типа здесь больше не было. В конце концов, он же его не за углом подстерег, тот сам пришел.
Подмигнув Любке — мол, начинаем, — зашел за спину. Целительница активнее заработала руками и забормотала с подвыванием, неразборчиво, но жутковато. Артистка! Лучше бы молчала, не отвлекала, но что уж теперь сделаешь.
Он специально делал так, что «плевки» отдирались побольнее, как бородавки без наркоза. С корнем. Ничего, выживет. Делал это если не с наслаждением, то с мстительным чувством человека, у которого из-под носа пытаются увести его женщину.
Сначала человек ничего не понял. Мало ли что бывает в таком возрасте — тут кольнет, там кольнет. В конце концов, могло и мышцу свести, да мало ли чего. Только вздрогнул и напряг плечи, явно не желая показать слабость перед интересной женщиной. А потом, когда кольнуло, да уже посущественней, второй раз, дернулся всем телом и сделал попытку подняться.
Павел положил ему руки на плечи и надавил.
— Тихо, тихо, — зашептал он в ухо. — Все проходит.
Так, с наложенными руками, было даже проще работать. Вскоре он уже не просто давил, а наваливался всем телом, вдавливая человека в сиденье. А потом тот затих, только дрожал. Любка, забыв про пассы, уставилась ему в лицо широко открытыми глазами. Со стороны посмотреть — гипнотизирует. Колдует, чертова баба. На самом же деле она зачарованно рассматривала лицо человека, с которым работает маг. Порой такие гримасы бывают, такая буря чувств. Куда там театру. Павел знал пару случаев, когда после такого воздействия людям приходилось вызывать врача — настоящего, на машине «Скорой помощи». Но сейчас был не тот случай. По крайней мере, он здорово на это рассчитывал.