Потом мужчина как окаменел. Ему должно было быть больно, но он уже не реагировал. Павел даже ослабил хватку, чтобы проверить его реакцию, она оказалась нулевой. Сидит мертвым пнем, и все. Обойдя, заглянул ему в лицо. Тот пялился на Любку, приоткрыв рот. С уголка губ на подбородок стекала блестящая в свете свечи слюна. Он даже не моргал.
Закончил Павел быстро, не желая более затягивать сеанс. Ему вдруг стало неприятно и стыдно. Отступив на шаг, сделал жест рукой, привлекая внимание Любки. Та, будто выходя из сна, глубоко вздохнула. Судя по заходившим плечам, посетитель тоже активно задышал. Соскучился по естественным движениям. Такое тоже бывает.
Быстренько проделав несколько ничего не значащих движений руками, чародейка объявила, что сеанс закончен. Лицо ее при этом было строгим, почти величественным и уж точно значительным.
— Вас проводить? — спросил Павел, склоняясь к плечу.
— Что? А-а, нет, то есть да, спасибо.
Подхватив под локоток, Павел повел его к двери. На полпути, хотя и пути-то было всего несколько шагов, вдруг захотелось похулиганить. Доверительно дотянувшись губами поближе к заросшему волосами ушку, шепотом сообщил, что госпожу Любу нужно обязательно отблагодарить, иначе исцеление потеряет свою силу, посоветовал пройти в кассу и с порога, на выходе, обязательно поклониться.
Честно сказать, он и сам не очень представлял, к чему приведут его слова. И здорово изумился, когда мужик, едва они подошли к двери, вырвал руку, развернулся и глубоко, в пояс, поклонился. Отвесил, как говорится, по полной. Вона какие, оказывается, у наших чиновников навыки имеются. Не чета всяким там буржуям, которые приличные реверансы делать отучились!
Ржать он начал после того, как выпроводил дяденьку вон и плотно закрыл за ним дверь.
Любка, вспорхнув с кресла, подскочила к нему, широко скалясь. Ну чистая ведьмачка!
— Ты что с ним сделал?
— Лечил! — ответил он лающим сквозь смех голосом.
— От чего? — не унималась она.
— От гордыни.
— Ну Паш! Я же тебя серьезно спрашиваю.
— Что, завидно?
Он все не мог успокоиться. Уж очень комично выглядел этот средневековый поклон.
— Завидно! — Наконец-то она разморозила свою улыбку. Теперь она стала больше похожа на привычную Любку, а не на чужую тетку в балахоне и с застывшим лицом. — Научи, а?
Он беспечно отмахнулся. Ну что за глупость, в самом деле. Но настроение было хорошее, озорное, и он беспечно-неопределенно пообещал:
— Ладно, как-нибудь.
— Сейчас хочу! Давай сейчас.
— Люб, я жрать хочу.
— Ну мы немножечко. — Она прижалась к нему всем телом.
Даже через одежду чувствовался идущий от нее жар. А тон ее был такой, будто говорила она не о серьезных, так называемых сакральных знаниях, а о сексе, пусть даже быстром, как то и бывает на рабочем месте. Впрочем, кто ее поймет, что она на самом деле имеет в виду. А также кого, как и в каком виде.
Павел плотно взял ее за бедра и прижал к себе. Любка, запрокинув голову, жадно смотрела ему в глаза снизу вверх. Зрачки как у наркомана, точками. Радужки у нее, оказывается, двухцветные, карие с желтыми лучиками-сполохами.
Черт его знает, чем бы все это закончилось, если бы в дверь коротко ни постучали — они едва успели отпрянуть друг от друга — и ни вошла бы секретарша.
— Разрешите? — дежурно спросила она и вошла, не дожидаясь разрешения. Прикрыла дверь и сообщила, заглядывая в бумажку, которую держала в руке: — Николай Николаевич заплатил двести евро, четыреста долларов и пять тысяч семьсот рублей.
— Что?
В голосе чародейки слышалось неподдельное изумление.
— Николай Николаевич… — завела было по новой секретарша, но Любка ее перебила, протянув руку хозяйским жестом:
— Дай сюда. — Забрала бумажку и спросила: — Кто там у нас еще?
— Двое. Павлова Екатерина…
— Помню.
— И Сламотский. Он на прошлой неделе договаривался, — с намеком сказала секретарша.
— Приму всех. Через… — Любка быстро посмотрела в сторону Павла. — Через пятнадцать минут. Я вызову.
И посмотрела на часы. Часы у нее были дорогие, в корпусе из белого золота, на массивном браслете.
— Хорошо.
— Предложи им там чего-нибудь.
Секретарша — по виду ходячий параграф — кивнула и исчезла из кабинета, оставив после себя слабый аромат туалетной воды, который тут же был забит тяжелыми сладкими запахами, царящими в комнате.
— Минут сорок потерпишь? — спросила Любка.
— Чего? — не сразу понял Павел.
— Потом вместе сходим в ресторан. Ты что с ним сделал?
— С этим? Ну подсказал, что тебе лучше платить. А то, сама знаешь…
Любка в голос, от души рассмеялась.
— Николаша заплатил! Кому рассказать — усохнут. Так не бывает.
— А он вообще кто?
— Крендель в пальто! — оборвала его Любка. — Ну учи!
— Слушай, давай потом.
— Ты обещал! — Она капризно выпятила губу. Не зло, не обиженно, так, играя, как опытная любовница играет в постели, умея даже через боль доставить партнеру удовольствие.
Он секунду поколебался — ладно, черт с ней. Ведь действительно пообещал, так что лучше с этим развязаться прямо сейчас. К тому же эти четверть часа нужно чем-то заполнить. Ну не раскладываться же прямо здесь, на полу! Там же люди за дверью, кстати незапертой, и вообще.
Ничего такого. Ничего. Только в пределах общей практики. Самое простое. Самое необходимое.
— Ладно, смотри сюда.
Любка, в секунду став очень серьезной и внимательной, посмотрела на него. На лбу обозначилась складка, свидетельствующая о ее сосредоточенности.
— Через тебя проходит много людей самой разной энергетической направленности и мощности, — начал Павел, подбирая слова так, чтобы они были знакомыми и понятными хотя бы на уровне популярных книжек и рекламных статеек на заданную тему.
— Я тебе чего, проститутка, что ли! — неожиданно перебила его и его мысль Любка.
Он сначала не понял. А потом рявкнул:
— Не перебивай! Мысль он потерял.
Любка пару секунд таращилась на него, выкатив глаза и обозначив жесткие складки у губ, потом подобрела лицом.
— Извини. — Помолчала, видимо, что-то поняла и подсказала: — Много людей бывает.
Он недовольно, почти зло кивнул:
— Вот именно. И они не только в момент контакта, то есть не только здесь и в это время, с тобой взаимодействуют, но и потом, позже, очень долго сохраняют с тобой контакт. Это вроде того, как если бы попасть рукой в паутину в лесу, например, вроде уже отмахнулся от нее и прошел, а она все за тобой тянется. Или взять болезнь. Контакт с больным остался в далеком прошлом, даже забылся, но его последствия все еще тянутся.
Он заговорил чеканным слогом недовольного учителя и сам понимал, что делает не так. Он просто разозлился. С чего бы, казалось? Не злись.
Павел постарался смягчить интонацию.
— Понимаешь, они вольно или нет, чаще на подсознательном уровне, относятся к тебе как к батарейке. Понимаешь? Это нормально. Как учитель к ученику, как ребенок к родителям, как… Я не знаю, ну как подданные к царю. Но они же и делятся с тобой чем-то. Скажем, энергией. Ну вот как зрители с любимым артистом.
— И что? — старательно наморщилась Л юбка.
— А то, что иногда, хотя бы время от времени, нужно от них закрываться. Есть такое понятие, как энергетические вампиры…
— Я знаю.
— Это примерно то же самое. В общем, все названия условны, конечно. То есть ты понимаешь, что названия могут быть какие угодно, главное, чтобы они помогали… — Павел пошевелил пальцами, подыскивая нужное слово. — Ну работать, что ли.
— Я понимаю. Это как сказать что-то типа «энергетическая составляющая предельно малого размера с чрезвычайно низким потенциалом заряда отрицательного значения», а можно просто «электрон».
— Правильно. Так что суть не в названии, потому что каждый может назвать любую вещь или явление так, как ему нравится или удобно, но при этом разные люди под одним и тем же названием могут понимать разные вещи или явления.