— Инквизиция, да? — усмехнулся хозяин. — Нет, я до такого уровня конфронтации не дошел.
— А она была?
— Кто? Конфронтация? Так я ж тебе объясняю.
— Что Петрович не научил тебя строить дворцы? — подначил Павел.
— Господи! Да при чем здесь дворцы! Петрович… — Чекалин отвернулся, невидяще уставившись в стеклянную дверцу шкафа, за которой виднелись корешки книг. — Он измельчает профессию.
— Не понял. Переведи.
— Он сознательно сужает рамки. Жестко сужает. Я уже тогда много чего мог делать такого, а он гнал меня да и всех нас в одном направлении. Ну как же тебе объяснить? Человек уже стал скульптором, пусть и не великим, а его все заставляют рисовать эскизы.
— В каком смысле? Ты хочешь сказать, что перерос Петровича? — насторожился Павел.
— Да нет, вряд ли. Он сильный маг, очень сильный. Один из самых-самых, уж поверь мне. Но у него свой бзик. Он считал, да и сейчас наверняка так же, что мы должны работать только с людьми, но не переходить на неживую материю. По сути — обычные гипнотизеры.
Даже пусть не совсем обычные, ладно! Но он сознательно уничтожает целое направление практической магии.
— Слушай, по-моему, ты перегибаешь. Уж Петрович-то никак не похож на уничтожителя.
— Он и тебе мозги запудрил. Ты когда-нибудь бывал в академических институтах? Где всякие академики, профессора и прочее?
— Ну не бывал. А может, и был. Уже не вспомню. Много где приходилось бывать. А что?
— Да то! Посмотришь на них — все такие христосики. С бородками, благообразные, умные, интеллигентные, такие речи говорят — заслушаешься! А скольких они толковых ребят зарубили на своих ученых советах? Не счесть. Не повышая при этом голоса и не давая даже повода усомниться в их праве на небожительство. И все для того, чтобы отстоять свою линию в науке, защитить свое насиженное место от возможных конкурентов. Так и он.
— Ты это серьезно? — усомнился Павел.
— Если б не серьезно, не сидели бы мы здесь с тобой. Чекалин залпом допил коньяк. Заметно было, что человек волнуется. Задели его за живое. Бутылка опустела уже больше чем на половину.
— Ну хорошо, допустим, — примирительно проговорил Павел. — Но ведь у него нет лицензии на монополию. Есть и другие маги, не слабее его. Они-то что?
— Есть, конечно, — как-то вяло согласился отец Николай. Видать, перегорел. Устал.
— Они-то должны другой точки зрения придерживаться. Не могут же все в одну дуду дудеть.
— По идее, да. Только у меня на этот счет большие сомнения. В свое время я потолковал с одним человеком… Но ты учти, что в условиях работы под маг-директором наши контакты с другими практически сведены к нулю. Так, случайные пересечения, которые мягко, но очень эффективно пресекаются. Поэтому всей картины мы не видим и не знаем. Не только ты и я, а все мы. Любых цветов и оттенков. Так вот он, человек этот, сказал мне, что между высшими магами, ну теми, кого мы называем маг-директорами, заключено что-то вроде соглашения. Про мировое правительство слышал?
— Да кто не слышал? Только, по-моему, фигня все это. Есть крупные финансово-промышленные корпорации, которые определяют общую экономику и политику стран и даже целых регионов, да и то не всегда, да и не всех. Политики, военные. Мафия, в конце концов.
— Ага! А мы как в эту картинку вписываемся? Да при желании я один могу самую большую корпорацию раком поставить. А уж Петровича со своей командой — тем более. Деньги — штука, конечно, важная, без них всего этого, — Чекалин коротким жестом обвел свой кабинет, — не было бы, как и многого другого. Но есть кое-что посильнее денег. Или, если хочешь, важнее.
— И что?
— Люди. Просто люди — дети, женщины. А еще любовь, секс, удовольствия. Даже трудности, хотя их, естественно, никто не любит.
— Это понятно. Так что ты про мировое правительство-то? — вернул его в колею разговора Павел.
— А-а… Ну в общем, все крупняки будто бы договорились меж собой, что будут сдерживать все, что выходит за рамки человеческого. То есть дальше гипнотизеров нас с тобой никто не пустит. Вот так-то!
— Как, силой, что ли?
— Найдут способ, — сказал Чекалин и отчего-то подмигнул. — Вот у тебя, я помню, были очень неплохие задатки. Можно сказать, талант. Я помню, как ты стаканы ловил. И что? Где все это?
Павел почти забыл ту историю. У них на фирме происходило предновогоднее застолье. Петрович от ресторана отказался категорически, поэтому пьянку устроили в офисе. Сдвинули столы, питье закупили в магазине, но зато закуску заказали в ресторане. Но, видно, ошиблись с выбором, а может, рестораторы перед праздником зашивались и оттого халтурили, отчего еда оказалась невкусной. Словом, так получилось, что больше пили, чем ели. И как-то очень быстро напились. Танцы-шманцы-обжиманцы — это само собой. Это подразумевалось изначально. Но когда кто-то неловко толкнул стол и посуда полетела на пол, грозя превратить респектабельную, в общем, корпоративную вечеринку в отвратительную пьянку с битьем посуды и донельзя скользкими салатами на полу, Павел, первый заметивший катастрофу, собрался и подхватил весь этот посудо-, вино- и закускопад, подняв все это хозяйство под самый потолок. Тогда, после выпитого, он несколько не рассчитал своих сил и едва не отправил все это вместо пола на потолок, но вовремя спохватился. Был кратковременно отрезвляющий эффект, были аплодисменты, имело место даже похлопывание по плечу, но, в общем, и все. Мероприятие после короткой заминки продолжилось, а уже через неделю никто про этот случай и не вспоминал. Даже он сам.
Павел посмотрел на пустую рюмку Чекалина, сосредоточился и поднял ее в воздух с легкостью. И сразу вспомнил про ковер, вставший перед ним непреодолимой стеной.
Рюмка мягко опустилась на стол.
— А налить старому товарищу слабо?
С бутылкой тоже, в общем, получилось. Она несколько вихлялась в воздухе, когда коньяк, выливаясь из горлышка, менял центр тяжести сосуда, но при этом и капли мимо не пролилось.
— Знаешь что? А оставайся, а? Мы тут с тобой такое замутим! Я серьезно.
— Спасибо, конечно. Но как-то…
— Брось! Интеллигентщина это и все такое. Проще говоря, неуверенность. Дают — бери, бьют — беги. Давай за это и выпьем.
Чекалин поднял рюмку, взглядом призывая последовать его примеру, они чокнулись и лихо выпили. Со стороны посмотреть — любо-дорого. Гусары отдыхают.
Но Павел, пришибленный «интеллигентщиной» и всем таким прочим, сказал, нарушая традицию:
— Я не знаю. Надо подумать. И вообще…
— Брось! — Теперь было видно, что Чекалин изрядно пьян. — Знаешь, что я тебе расскажу? Ну вот как ты думаешь, почему я здесь поселился? Именно в этом месте?
— Да откуда ж я знаю.
Разговор теперь стал отчетливо напоминать характер пьяного трепа, когда все сначала клянутся в любви и вечной дружбе, а потом ни с того ни с сего начинают бить друг дружке морды. Пора завязывать.
— Этот монастырь не просто крепость или там оплот веры. Это! — Чекалин поднял вверх палец и сделал многозначительную паузу, всем своим видом показывая, что сейчас он произнесет нечто эпохальное. Откроет тайну. Нет — Истину! — Охранная зона!
— Чего?
— Того самого. Но это завтра. Завтра. Не в темноте же шарить. Расскажи-ка ты пока про себя. Не стесняйся. Уж коли приехал, так не молчи. Может, помогу тебе чем.
Уходить от ответа во второй раз выглядело бы и вовсе нахальством, поэтому Павел, стараясь не очень вдаваться в детали, рассказал историю последних дней.
— Я вообще не понимаю, как такое может быть, — заключил он. — Понимаешь? Все как сговорились. Ну не я это! Веришь?
— Да я-то верю. И Петрович, думаю, тоже. Иначе бы он не дал тебе мой адресок. Но тогда кто же наследил-то?
— Я бы сам хотел узнать.
— Слушай, а у тебя нет, скажем, брата-близнеца?
— Да откуда!
— Или другого кровного родственника. Отец, сын.
— Только мать. Но я тебя уверяю!
— Это понятно, — отмахнулся Чекалин. — Тогда странно.
— Слушай, а вот ты по поводу брата сказал. Что, такое возможно?