Выбрать главу

Отто после нескольких попыток вновь выхватил из тьмы двухмоторник русских лучом «гроссфары» и повел истребитель по глиссаде, постепенно прибавляя скорость. Стрелок Курт ловил Ли-2 в кольцо прицела, готовый нажать на гашетку. Но проклятый русский решил перед смертью вдосталь помучиться и неожиданно через крыло ушел едва ли не в пике.

— Шайсе! — взревел Отто и вдавил педаль газа, включая форсаж.

«Юнкерс» рванулся вниз. В ту же секунду в правом двигателе лопнула трубка маслопровода, и раскаленное масло под давлением хлестануло на двигатель, мгновенно воспламенившись.

Истребитель, словно споткнувшись, потерял скорость и, как говорят летчики, «захромал». Отто, красный, точно рак, ругался и лихорадочно щелкал переключателями подачи топлива и масла. О преследовании русского самолета можно было забыть. «Юнкерс» никак не хотел выравниваться, продолжая стремительный полет к земле. Радист неуверенно поинтересовался — не пора ли подавать сигнал бедствия? Отто хотел послать его к чертовой матери, но не успел. В темноте на месте правого крыла расцвел красно-желтый цветок взрыва, истребитель завертело и бросило вниз. Через несколько секунд самолет упал в лес. Последовал новый взрыв, но никто из экипажа Отто Штаммбергера его уже не услышал…

Они также никогда не узнали, что разрыв маслопровода в двигателе произошел из-за глубокого надпила, оставленного ножовкой Мыри, бывшего домового, а ныне бойца особого диверсионного батальона войск НКВД.

В тот момент, когда ночной истребитель врезался в землю, сам Мыря, ухватившись за рамку крохотного дельтаплана, возвращался на базу в смешанных чувствах. С одной стороны, он выполнил задание и уничтожил самолет врага, с другой — потерял ведомого. Впрочем, утешал себя домовой, войны без потерь не бывает…

Глава первая

Олег проснулся в глухой, предутренний час, про который еще Лесков написал: «…когда поет петух и нежить мечется в потемках…» За окном — темень. Стараясь не разбудить родителей, Олег сполоснул лицо под тонкой струйкой воды, глотнул чаю из термоса, быстро оделся и аккуратно закрыл за собой дверь. Лифт стоял на его этаже, но он пошел пешком. Подъездная дверь клацнула за спиной челюстью монстра из фильма ужасов. Олег огляделся и поежился.

На Москву опустился туман. За ночь подморозило, на лужах поблескивал ледок. Стылая мгла, подсвеченная оранжевым светом уличных фонарей, поглотила город. Между домами колыхался текучий мрак. Он казался живым, заползая в ущелья улиц, в норы подворотен, в провалы дворов, в раззявленные рты бульваров, где одинокие голые деревья испуганно жались друг к другу. Стояла оглушительная, невероятная для столицы тишина, лишь где-то надрывалась сирена «скорой помощи».

— Н-да-а, — задумчиво протянул Олег, закуривая, — доброе утро, город родной. Можешь ты поднять настроение, когда захочешь…

В соседнем дворе завыла собака — будто ответила. Олег мрачно усмехнулся, выкинул недокуренную сигарету, поправил рюкзак и двинулся по пустынной Сретенке в сторону Садового кольца.

Мимо проплывали темные окна спящих домов, похожие на закрытые глаза. Там, за опущенными веками штор, пребывали в реальности сна неизвестные Олегу люди. Вспомнился любимый мамой Бунин:

Когда на темный город сходитВ глухую ночь глубокий сон,Когда метель, кружась, заводитНа колокольнях перезвон, —Как жутко сердце замирает!Как заунывно в этот час,Сквозь вопли бури, долетаетКолоколов невнятный глас!

«Вот только колокольного звона сейчас и не хватает», — усмехнулся про себя Олег и прибавил шагу. До метро оставалась буквально пара кварталов. Высокого человека со странно вытянутой головой он заметил не сразу. Сперва из двора, мимо которого проходил Олег, донеслось громкое «кыс-кыс-кыс!», а потом в темном провале между глыбами домов возникла нелепая, вихляющая фигура с болтающимися отдельно от тела руками. «Кыс-кыс-кыс!» — свистящим шепотом снова произнес человек. «Придурок какой-то, — подумал Олег. — Кто ж сейчас в Москве кошку на улицу выпускает? Давно уж, небось, на шапку пошла». И сразу стало почему-то жалко этого нескладного жердяя, что ни свет ни заря выперся искать своего Барсика или Мурзика. «Наверняка живет один, болеет. Инвалид небось — вон как вышагивает. А единственная живая душа в доме — кошка — сбежала. Вот и сорвался искать, а той уже и след простыл». Невеселые мысли заставили Олега пойти медленнее. Он уже готов был едва ли не броситься на помощь кыскыскающему человеку, но тут на третьем этаже нависшего над улицей многоэтажного старого дома вспыхнуло окно и желтый прямоугольник света лег на серебряный от инея тротуар у ног незнакомца.

— Кыс-кыс-кыс! — отчаянно прошипел он и неожиданно резво бросился в густую тьму подворотни. Олег недоуменно повертел головой в поисках того, что могло так напугать неизвестного, но ничего не заметил и продолжил свой путь.

…Чтобы попасть в метро на станцию «Сухаревская», нужно было спуститься в подземный переход. Каменные ступени покрывал лед, и Олег, вопреки обыкновению, спускался медленно, стараясь не поскользнуться. «Сошествие в ад», — мелькнула вдруг в голове неожиданная мысль. Он остановился. Залитый мертвым электрическим светом зев перехода выглядел совершенно обычно, но Олег чувствовал — что-то не так. Он ехал на спуск всегда если не в приподнятом настроении — дыры не любят жеребячества, — то по крайней мере спокойным. Сейчас же на душе лежал камень. Но даже не это насторожило Олега. Он неожиданно понял, что боится. Страх, противный, липкий страх, мешал сосредоточиться, взять себя в руки, успокоиться. «Может, вернуться?» — подумал Олег, но вспомнил насмешливый голос Сони, ее улыбку, глаза, в которых скакали веселые чертенята, и решительно сбежал вниз по лестнице. Сомневаться, бояться, отступать — поздно! Слово было сказано, а раз так, значит, дело должно быть сделано.

Стеклянные двери метро оказались заперты. Олег посмотрел на часы — до открытия оставалось еще десять минут. Опершись рюкзаком о кафельную стену, он достал сигареты, повертел пачку в руках и снова сунул в карман. Перед спуском лучше не курить. Табак притупляет обоняние, и ты можешь не почувствовать запаха газа, скопившегося в пещере. Олег слышал от опытных спелеологов жутковатые истории о задохнувшихся или сгоревших заживо коллегах. Правда, в разлогинской дыре никто и никогда не обнаруживал газовых подушек, но береженого и бог бережет, особенно под землей.

Время тянулось медленно. Чтобы отвлечься и успокоиться, Олег мысленно перебрал все свое снаряжение, от комбеза и изотермика до ЕКЛМН[2] и пенки. Вроде все в порядке, он ничего не забыл, да и лишнего не прихватил. Самое же главное — новенький, только вчера подаренный отцу гарминовский GPS-навигатор — лежал во внутреннем кармане куртки и ждал своего часа. На навигатор Олег возлагал большие надежды. Собственно, если бы не хитроумный приборчик, сегодняшнего спуска не состоялось бы. Олег шел в дыру не ради спортивного интереса и не из любопытства. Спор, пари, заключенное две недели назад, а в свидетелях — весь их спелеоклуб. Но главное даже не само пари, а то, с кем оно было заключено.

Соня. Соня Разумовская. Синие насмешливые глаза из-под рыжей челки, точеная фигурка, острый язычок. В общем, все понятно и без слов…

И тут Олег почувствовал чей-то взгляд. Это было неожиданно — и жутко. Кто-то пристально смотрел на одинокого человека в переходе. Стену напротив дверей метро занимали ларьки, торгующие всякой всячиной, но свет в них не горел — слишком рано. В одном из ларьков и сидел неизвестный, рассматривая Олега из-за витринного стекла. Пошарив глазами, Олег нашел его. Белое лицо, вязаная шапочка надвинута на глаза. Голова торчит над прилавком, между китайскими фарфоровыми безделушками и отечественной гжелью.

— Козел, — раздраженно выругался Олег и отвернулся. Ночной сторож, наверное. Хочет смотреть — пусть смотрит. Через три минуты метро откроется, и Олег уедет. «Навстречу судьбе», — снова возникла в голове непрошеная мысль. Он скрипнул зубами и против воли глянул на человека за стеклом. — Смотришь, гад? Взять бы кирпич да устроить тебе… вентиляцию помещения!

вернуться

2

ЕКЛМН — еда — кружка — ложка — миска — нож (спелеологический сленг).