— Солдат Ночной Стражи? — выговорил наконец он.
Воунз невесело улыбнулся.
— Связал его и оставил перед дворцом. Это дело слегка попахивает. Тут был еще документ… а… вот он… «Согласно статье 14 (пункты г, д, е) Гражданского Уголовного Кодекса от 1678 года сей человек обвиняется в участии в Преступном Сговоре. Подпись: Моркоу Железобетонссон».
Ваймс напряженно покосился на Воунза:
— Четырнадцать «где»?
— Понятия не имею.
— И что это означает?
— Кабы я знал, — сухо ответил Воунз. — Так что насчет этого, как его, Моркоу?
— Но мы не делаем ничего такого! — воскликнул Ваймс. — Нельзя просто так взять и арестовать члена Воровской Гильдии. Я хочу сказать, если б можно было, мы бы день и ночь этим занимались, но ведь нельзя!
— Очевидно, этот твой Моркоу считает иначе.
Капитан затряс головой и поморщился от боли.
— Моркоу? Первый раз слышу.
Перед мутной убежденностью, с которой были произнесены эти слова, даже Воунз отступил.
— Но он… — Тут секретарь вдруг что-то вспомнил. — Моркоу, Моркоу… — проговорил он. — Это имя я раньше слышал. Нет, видел его написанным. — Его лицо утратило всякое выражение. — Доброволец, вот кто он такой! Помнишь, я показывал тебе письмо?
Ваймс уставился на него:
— То самое? От какого-то там, как его, гнома?
— Точно. Там еще упоминалось служение обществу и создание безопасных условий на улицах. Он просил, чтобы его сына сочли достойным и приняли в Городскую Стражу.
Секретарь зарылся в свою картотеку.
— А что он натворил?
— Ничего. В этом-то все и дело. Ничегошень-ки. Чист как младенец.
Бровь Ваймса напряженно изогнулась, отражая отчаянные мозговые усилия вспомнить крайне редкое, почти неупотребимое слово.
— Доброволец? — выговорил он.
— Да.
— И он вовсе не обязан был поступать на службу?
— Он хотел поступить на службу. Ты еще тогда сказал, это, мол, шутка, а я сказал, можно попробовать, надо чаще принимать в Городскую Стражу представителей этнических меньшинств. Припоминаешь?
Ваймс попытался. Припоминать было нелегко. Правда, он смутно помнил, что пил он именно для того, чтобы забыть. И допился до такой степени, что не помнил, что же ему все-таки нужно забыть. В конце концов он принялся пить, чтобы забыть о том, сколько он пьет.
Мешанина обрывочных картин — он уже и не пытался удостоить ее гордым именем Память — безмолвствовала.
— Помню ли я? — беспомощно сказал он.
Воунз сложил руки на столе и наклонился вперед.
— Послушай-ка, капитан, — сказал он. — Наш с тобой повелитель и господин желает объяснений. Мне очень не хочется объяснять ему, что капитан Ночной Стражи не имеет ни малейшего представления о том, что происходит среди людей, находящихся, с позволения сказать, под его командованием. Такие вещи приводят только к неприятностям, начинают задаваться ненужные вопросы и так далее. Мы ведь не хотим этого, не правда ли? Хотим или нет?
— Нет, ваша милость, — пробормотал Ваймс.
Его подсознание упорно буравило некое смутное воспоминание — кто-то что-то упорно втолковывал ему в «Виноградной Горсти». Точно, втолковывал. Но гном ли это был? Нет — разве что за последние несколько часов облик среднего гнома ни с того ни с сего разительно переменился.
— Правильно, мы этого не хотим, — одобрительно кивнул Воунз. — Старые добрые времена, уж столько лет мы вместе и тому подобное. В общем, я подумаю, что сказать патрицию, а ты, капитан, поставь себе целью выяснить, что происходит, и положить этому конец. Преподайте этому гному краткий урок на тему: что такое быть настоящим стражником — хорошо?
— Ха-ха, — дежурно откликнулся Ваймс.
— Не понял? — нахмурился Воунз.
— О. Прошу прощения. Гному — краткий урок. Я было решил, что это своего рода этническая шутка. Ваша милость.
— Слушай, Ваймс, я отношусь к тебе с большим пониманием. Учитывая обстоятельства. Но теперь я хочу, чтобы ты взял ноги в руки и побыстрей разобрался с этим делом. Понятно?
Ваймс отдал честь. Мрачная депрессия, которая всегда подстерегала за углом, готовая воспользоваться моментом неожиданной трезвости, овладела его языком.
— Так точно, господин секретарь! — рявкнул он. — Я непременно прослежу, чтобы он твердо усвоил: арестовывать воров — это незаконно.
Сказал и тут же пожалел об этом. Вот если бы он не говорил таких вещей, то и жилось бы ему куда лучше. Был бы большим человеком, капитаном дворцовых стражников. Но в свое время патриций удачно пошутил — отдал под его начало Ночную Стражу.