Морковка поднял свою затуманенную голову.
– Где мы? – простонал он.
– На пути домой, – ответил сержант. Он поднял глаза на висевшую напротив и чуть выше их обгрызенную, всю в зарубках вывеску. – Мы сейчас идем по… идем по… идем по… – прищурился он. – Тракту Возлюбленных.
– Но Тракт Возлюбленных не по пути домой, – заплетаясь, сказал Валет. – Мы не хотим идти по Тракту Возлюбленных, он пролегает в Тенях. Нас поймают, если мы пойдем по Тракту Возлюбленных…
Наступил момент сплочения воедино, для осознания которого требовались несколько часов крепкого сна и несколько пинт черного кофе. Без слов, в полном согласии, втроем они обступили Морковку.
– Что мы собираемся делать, капитан? – спросил Двоеточие.
– Э-э. Мы можем позвать на помощь, – неуверенно сказал капитан.
– Что, здесь?
– В этом вы правы.
– Я полагаю, что нам нужно было повернуть налево с Серебряной улицы, вместо поворота направо, – дрожащим голосом сказал Валет.
– Что ж, мы сделали одну ошибку, не будем больше спешить, – сказал капитан, задумавшись над случившимся.
Они услышали шум шагов. Кто-то заходил к ним слева, доносилось чье-то хихиканье.
– Мы должны построиться в круг, – сказал капитан. Они попытались построиться.
– Эй! Что это такое? – сказал сержант Двоеточие.
– Что?
– Вот, еще раз. Как будто петля затянулась.
Капитан Бодряк пытался не думать о капюшонах и удавках.
Как он знал, существовало много богов. Для каждого ремесла был свой бог. Был бог нищих, богиня проституток, бог воров, возможно, даже бог убийц.
Он задавал себе вопрос, а был ли там, где-то среди этого обширного пантеона, бог, который благосклонно посматривал на жестоко притесняемых и совершенно невинных, осуществляющих закон офицеров, которые были близки к своей кончине.
Он с горечью подумал, что, возможно, такого и нет. Подобные вещи были отнюдь не в моде у богов. Отыщите какого-нибудь бога, который бы позаботился о бедном прохвосте, пытающемся честно трудиться за пригоршню долларов в месяц. Нет их. Боги перегибают палку, предпочитая этих смышленых ублюдков, чей смысл дневной работы оценивается Рубиновым Глазом Короля Ирвига в розетке, а не этого невообразимого простофилю, который просто каждую ночь грохочет по мостовой…
– Больше походит на ползущую змею, – сказал сержант, любивший добиваться правды.
И тут донесся звук…
…похожий на взрыв вулкана, или кипящего гейзера, но во всяком случае долгий, протяжный ревущий звук, похожий на ревущее пламя в кузнице Титана…
…но он был не так плох, как свет, вспыхнувший желтоголубой свет, который осветил все вокруг и намертво впечатал узор ваших кровеносных сосудов глазных яблок на обратную сторону вашего черепа.
Все это длилось сотни и сотни лет, а затем внезапно прекратилось.
Наступивший мрак был заполнен красными бликами и, как только к ушам вернулась способность слышать, тихим звяканьем.
Еще некоторое время стражники пребывали в неподвижности.
– Ну, ну, – устало сказал капитан.
После продолжительного молчания он сказал, очень отчетливо, выговаривая каждую гласную:
– Сержант, возьмите людей и разберитесь с этим, ладно?
– Разобраться с чем, капитан? – сказал Двоеточие, но капитана уже озарило, что если он отошлет сержанта с людьми, то они оставят его, капитана Бодряка, в одиночестве.
– Нет, у меня есть мысль получше. Мы все пойдем, – твердо сказал он.
И они все отправились в путь.
Сейчас, когда их глаза привыкли к темноте, они смогли разглядеть неясное красное зарево впереди.
Зарево исходило от стены, быстро остывавшей. Куски запекшейся кирпичной кладки отлетали по мере остывания, издавая негромкий шум и треск.
Но это не было наихудшим. Наихудшее находилось на стене.
Они посмотрели на него.
Они рассматривали его долго-долго.
До рассвета оставался час или два, и никто даже не предполагал попытаться отыскать обратный путь в темноте. Они ждали у стены. По крайней мере здесь было тепло.
Они пытались не смотреть на него.
Наконец Двоеточие с трудом потянулся и сказал:
– Не падайте духом, капитан. Могло быть гораздо хуже.
Бодряк прикончил бутылку. Это не возымело ни малейшего воздействия. Существуют некоторые виды трезвости, когда просто невозможно сдвинуться с мертвой точки.
– Да, – сказал он. – Это могло быть с нами.
Верховный великий Магистр открыл глаза.
– Еще раз, – сказал он. – Мы достигли успеха.
Братия бросились с воодушевлением поздравлять друг друга. Братья Сторожевая Башня и Пальцы сплели руки и пустились восторженно отплясывать жигу в волшебном кругу.
Верховный Великий Магистр сделал глубокий вдох.
Вначале морковка, подумал он, а теперь палка. Ему понравилась палка.
– Тишина! – прикрикнул он.
– Брат Пальцы, Брат Сторожевая Башня, прекратите это постыдное проявление чувств, – завизжал он. – И вы все, замолчите!
Они стихли, как заигравшиеся дети, только заметившие учителя, который вошел в комнату. Затем они затихли еще сильнее, как дети, увидевшие выражение лица учителя.
Верховный Великий Магистр дал этому возможность запечатлеться, затем двинулся вдоль одетых в лохмотья рядов.
– Я полагаю, – сказал он, – что мы думаем, что нам удалось совершить волшебство, не так ли? Гм-м? Брат Сторожевая Башня?
Брат Сторожевая Башня, глотая слова, сказал:
– Ну, э-э, вы сказали, что мы, э-э, я имею в виду…
– Вы не сделали еще НИЧЕГО!
– Да, э-э, нет, э-э… – трясся Брат Сторожевая Башня.
– Разве настоящие волшебники подпрыгивают после небольшого колдовства и декламируют «мы идем сюда, мы идем сюда, мы идем сюда», Брат Сторожевая Башня? Гм-м?
– Да, но мы не совсем…
Верховный Великий Магистр крутнулся на пятках.
– И разве они озабоченно таращатся на ставни и стропила, Брат Штукатур?
Брат Штукатур понурился, повесив голову. Он не подозревал, что кто-то мог это заметить.
Когда напряжение достигнув приемлемого предела, начало звенеть как тетива натянутого лука, Верховный Великий Магистр отступил.