И это было проделано, так или иначе, на глазах у Дозора. Как если бы Дозора не существовало, как если бы Дозор был неуместной деталью. Вот что было мучительно.
Разумеется, это было правдой. И это только делало все еще хуже.
Что его еще больше злило, так то, что он ослушался приказов. Несомненно, он раскопал эти следы. Но на верхней полке его старинного стола, скрытый под слоем пустых бутылок, лежал гипсовый слепок. Он ощущал его присутствие, не взирая на три слоя дерева.
Он не мог вообразить, что же в него могло влезть. А сейчас он мог пойти в мыслях еще дальше, вообразив конечность.
Он осмотрел свои, желая лучше выразиться, эшелоны. Он попросил старших офицеров переодеться в простую одежду. Для сержанта Двоеточие это означало, что он, всю свою жизнь проносивший форму, вынужден был облачиться в костюм, который надевался на похороны, раскраснелся и чувствовал себя весьма неудобно. В то время как Валет…
– Я сомневаюсь, что смогу сделать более понятным слово «простой», – сказал капитан Бодряк.
– Это то, что я надеваю после работы, начальник, – укоризненно сказал Валет.
– Сэр, – поправил Двоеточие.
– Мой голос тоже в простой одежде, – сказал Валет. – Первоначальной, вот что это такое.
Бодряк медленно обошел вокруг капрала.
– А ваша простая одежда не заставляет старушек падать в обморок, а мальчишек бежать за тобой по улице? – сказал он.
Валет с трудом включился. Он был не в ладах с иронией.
– Нет, сэр, начальник, – сказал он. – С этим все в порядке, это такой стиль.
Это было общеизвестно. В Анке было настоящее поветрие на большие шляпы с перьями, брыжи, укороченные камзолы с золотыми петлицами, панталоны клеш и сапоги с фигурными шпорами. Незадача была в том, как представлял это Бодряк, что большинство из последователей моды обладало избытком телесных объемов для того, чтобы втиснуться в эти детали туалета, в то время все, что можно было сказать о капрале Валете, было то, что он утопал во всем этом.
Это могло иметь свои преимущества. После этого положительно никому не могло прийти в голову, когда они видели его, бредущего по улице, что это Дозорный, пытающийся выглядеть неприметным.
Так случилось с Бодряком, что он решительно ничего не знал о Валете, помимо работы. Он не мог даже припомнить, где тот живет. Все эти годы он знал о его существовании и никогда не задумывался, что в своей тайной личной жизни Валет был слегка павлином. Очень маленьким павлином, по правде говоря, павлином, которому зачастую выпадали весьма увесистые тумаки и шишки, но тем не менее павлином. Просто вы никогда не могли сказать, когда это проявится.
Он опять вернулся к предмету, который он держал в руке.
– Я хочу, чтобы вы вдвоем, – обратился он к Валету и Двоеточию, – смешались ненавязчиво, или навязчиво как в вашем случае, Валет, с людьми вечером и, э-э, посмотрели, не смогли бы вы заметить что-нибудь необычное.
– В чем необычное? – сказал сержант.
Бодряк заколебался. Он сам не был уверен в этом.
– Что-нибудь, – сказал он. – Относящееся к делу.
– А-а, – сказал сержант, глубокомысленно кивая. – Относящееся к делу. Хорошо.
Наступила тишина.
– Возможно, люди видели таинственные вещи, – сказал капитан Бодряк. – Или необъяснимые огни. Или следы. Вы понимаете, – закончил он в отчаянии, – следы появления драконов.
– Вы имеете в виду, нечто вроде груд золота, на которых они спят? – сказал сержант.
– И девы, прикованные цепями к скалам, – сказал с видом знатока Валет.
– Смею заметить, что вы знатоки в этом, – вздохнул Бодряк. – Просто постарайтесь выполнить все как можно лучше.
– Это смешивание, – деликатно спросил Двоеточие, – должно включать в себя вхождение в таверны, распивание напитков и тому подобное, не так ли?
– До определенного уровня, – сказал Бодряк.
– А-а, – весело сказал сержант.
– Умеренно.
– Как прикажете, сэр.
– И за ваш счет.
– Ах.
– Но перед тем как вы уйдете, – сказал капитан, – скажите, не знает кто-либо из вас кого-нибудь, знающего что-либо о драконах? Я имею в виду, что-либо помимо сна на золоте и забав с юными девами.
– Могут знать волшебники, – предположил Валет.
– Помимо волшебников, – твердо сказал Бодряк.
Волшебникам нельзя было верить. Каждый стражник знал, что волшебникам нельзя доверять. Они были хуже даже гражданских лиц.
Двоеточие задумался над вопросом.
– Тогда леди Рэмкин, – сказал он. – Живет на Авеню Коронации. Разводит болотных драконов. Ну знаете, этих маленьких вонючек, которых содержат как домашних животных?
– А-а, она, – мрачно сказал Бодряк. – Думаю, что встречался с ней поблизости. Это та, у которой на карете сзади наклейка «Хохочи, Если Ты Любишь Драконов»?
– Это она. Она чокнутая, – сказал сержант Двоеточие.
– Чем вы хотите, чтобы я занимался, сэр? – сказал Морковка.
– Э-э, для вас есть самая важная работа, – быстро сказал Бодряк. – Я хочу, чтобы вы остались здесь и присмотрели за кабинетом.
Лицо Морковки расплылось в медленной, недоверчивой улыбке.
– Вы имели в виду, чтобы я остался во главе, сэр? – сказал он.
– Только на словах, – сказал Бодряк. – Но вам не разрешается никого арестовывать, понятно? – быстро добавил он.
– Даже если они будут нарушать закон, сэр?
– Даже в этом случае. Просто составьте об этом доклад.
– Тогда я буду читать мою книгу, – сказал Морковка. – И полировать мой шлем.
– Отлично, – сказал капитан.
Он подумал, что все может пройти безопасно. Никто даже не войдет сюда, даже чтобы сообщить о пропавшей собаке. Никто даже не подумает о Дозоре. Нужно быть совершенно тронутым, чтобы обратиться к Дозору за помощью, горько подумал он.
Авеню Коронации была широкой, засаженной деревьями и невероятно избранной частью Анка, пролегавшей достаточно высоко над рекой, чтобы быть вдали от ее всепроникающего запаха. Люди на Авеню Коронации обладали старыми деньгами, которые, как предполагалось, было гораздо лучше новых денег, хотя капитан Бодряк так толком и не мог уловить разницы. Люди на Авеню Коронации имели собственных телохранителей. О людях на Авеню Коронации говорили, что они столь отчуждены, что даже не могут разговаривать с богами. Это была небольшая клевета. Они могли бы разговаривать с богами, если бы те оказались благовоспитанными богами из приличной семьи.