Все, что он знал, сводилось к одному: он испытывал огромную, преогромную жажду.
Что-то важное происходило во Дворце. Время от времени раздавался треск полов или удары падающего потолка…
В своей наполненной крысами темнице, за дверью с большим количеством замков, чем в сети каналов, Патриций Анк-Морпорка, в полной темноте, лежал и улыбался.
А снаружи, в сумерках разгорались костры.
Анк-Морпорк торжествовал. Никто, правда, толком не понимал зачем, но они готовились к торжествам всю ночь, бочки были откупорены, быки были возложены на вертела, бумажная шляпа и юбилейная кружка были выданы каждому младенцу, и казалось постыдным испортить всю эту подготовку. В любом случае это был интересный день, а люди Анк-Морпорка придавали большое значение увеселениям.
– Смею заметить, – сказал один из гуляк, наполовину проглотив громадный жирный кусок полусырого мяса, – дракон, как король, может оказаться не так уж и плох. Если вы вдумаетесь в то, что я имею в виду.
– Он, без сомнения, выглядит весьма изящно, – вмешалась женщина справа, как бы проверяя высказанную мысль. – Прилизанный, вполне. Чудесный и разумный. Не неряшливый. Гордится собой в меру. – Она бросила быстрый взгляд на молодых гуляк, сидевших поодаль за столом. – Беда некоторых людей в том, что они не имеют собственной гордости.
– А это уже, разумеется, внешняя политика, – сказал третий, угощаясь ребром. – Если только вы задумаетесь над этим.
– Что вы имеете в виду?
– Дипломатия, – категорически ответил едок ребер.
Они задумались над этим. И вы могли видеть, как они поворачивают мысль и так, и сяк, размышляя над ней под другим углом зрения, в тщетной попытке понять, что, черт возьми, происходит.
– Не знаю, – медленно сказал эксперт монархических вопросов. – Полагаю, что у вашего ныне здравствующего дракона есть две возможности вести переговоры. Разве не так? Он может зажарить вас заживо, или не зажарить. Поправьте меня, если я не прав, – добавил он. – Это моя точка зрения. Полагаю, что если вы только попробуете сказать это появившемуся послу из Пересуда, сами знаете, какими заносчивыми они бывают, предположим, он говорит: мы хотим это, мы хотим то, мы хотим еще чего-то. Ну, – сказал он, улыбаясь окружающим, – а вот что мы ему скажем, заткни свой рот, иначе если не хочешь вернуться домой в горшке.
В едином порыве они попытались обдумать высказанную мысль. Она казалась вполне подходящей.
– У них есть большой флот, в Пересуде, – неуверенно сказал монархист. – Может оказаться немного опасным поджаривать дипломатов. Люди увидят кучку угольков, вернутся к себе на корабль и будут посматривать искоса.
– А тогда мы скажем, эй ты, Джонни Пересудский, если тебе не нравится, то большая ящерица под небесами изжарит принадлежащие тебе дома и землю, изрубит на куски.
– Мы что, так на самом деле сможем так сказать?
– Почему бы и нет? А затем мы скажем, посылайте побольше дани, всякого добра.
– Мне никогда они не нравились, Пересудцы, – твердо сказала женщина. – И та гадость, которую они едят! Отвратительно. Все время болтают на своем языческом наречии…
В темноте вспыхнула спичка.
Бодряк прикрыл ладошкой разгоревшееся пламя, пососал вонючий табак, швырнул спичку в сточную канаву и побрел, покидая, мокрый, весь в лужах переулок.
Ничто не угнетало его сильнее, чем собственный цинизм, но как очень часто случалось, реальная жизнь оказывалась еще более циничной.
Мы же ладили с другими парнями в течение столетий, подумал он. Ладить с другими – в этом практически и состояла вся наша внешняя политика. А сейчас я думаю, что услышу, как мы так запросто объявляем войну древней цивилизации, с которой мы всегда уживались, более или менее, хотя они и разговаривают очень забавно. А потом и всему миру. Что хуже всего, мы ведь вполне можем победить.
Подобные мысли, хотя и с различными перспективами, приходили в голову магистрам гильдий и цехов, когда, на следующее утро, они получили коротенькую записку, обязующую их явиться во дворец на ланч, согласно приказа.
Там не было сказано, чьего приказа. И, как заметили они, чей ланч.
Сейчас они все собрались в прихожей.
Здесь были видны разительные перемены.
Прихожая никогда не была тем, что можно назвать избранным местом. Патриций всегда понимал, что если сделать место уютным для людей, то они могут захотеть остаться. Мебель состояла из немногих весьма древних стульев и, на стенах вокруг, портретов предыдущих правителей города, держащих в руке свитки и прочие атрибуты.
Стулья находились по-прежнему здесь. Но портреты отсутствовали. Или, точнее, перепачканные и потрескавшиеся холсты были сброшены в углу, а золоченые рамки исчезли.
Советники пытались не глядеть друг другу в лицо, барабаня пальцами по коленям.
Наконец пара весьма озабоченно выглядящих слуг распахнула двери в главный зал. В зал вошел, пошатываясь, Люпин Обычный.
Большинство советников провело всю ночь на ногах, пытаясь сформулировать основы политики по отношению к драконам, но Обычный выглядел так, как будто он не спал в течение десятилетий. Его лицо приобрело оттенок перебродившей посудной тряпки. Никогда в общем-то не отличавшийся полнотой, он сейчас выглядел как извлеченный из пирамиды.
– Ах, – обратился он к присутствующим. – Отлично. Вы все здесь? Тогда попрошу вас пожаловать сюда, джентльмены.
– Э-э, – сказал глава воров, – в записке упоминался ланч?
– Да? – сказал Обычный.
– С драконом?
– Бог мой, вы же не думаете, что он будет вас кушать, не так ли? – сказал Обычный. – Что за бредовая мысль!
– Никогда не приходило мне в голову, – сказал глава воров, облегчение струилось у него из ушей непрерывным потоком как пар. – Отличная мысль. Ха-ха.
– Ха-ха, – сказал глава торговцев.
– Хо-хо, – сказал глава убийц. – Отличная мысль.
– Нет, я замечаю, что вы все слишком натянуты, – сказал Обычный. – Ха-ха.