— Зачем?
Я пожала плечами.
— Знаменитые путешественники всегда зарисовывали диковинки в дневник, чтобы потом по нему учились другие.
— Ты надеешься, что кто-то будет учиться по твоему дневнику?
Ну вот, Микаш смеётся! Было больно и хотелось уколоть в ответ. Злая ведьма — напомнила я себе.
— Мне нравится представлять себя полезной для кого-то, а тебе нет?
Он не ответил. Я обмакнула перо в чернильницу, лёгкими штрихами вывела силуэт и добавила пару строчек описания. На стоянке подробнее распишу. Подождала, пока чернила высохнут и спрятала дневник. Дальше шли без приключений, видели и знакомое зелёное озерцо в гранитной чаше, и спящих летучих мышей. Выход указали сиреневые лучи закатного солнца. Пахнуло свежим воздухом. Лошади припустили вперёд. Мы едва не повисли на поводьях и побежали сами, желая освободиться от тесноты и затхлости каменных сводов. В рощице разбили лагерь и устроились на ночлег. Медленно стемнело. Мы лежали на нагретой костром земле, укрытой сосновыми лапками и мхом, и смотрели на звёзды, а звёзды смотрели на нас.
— Они здесь не такие, как в Хельхейме, будто небесную карту сдвинули чуть вбок. Заметил?
Микаш тихо угукнул в ответ.
— На юге звёздные рисунки, должно быть, совсем другие. Хотела бы я их всех увидеть!
Микаш снова угукнул, ночная птица вторила ему эхом с опушки.
— А Вейас бы хотел побывать на них всех. Его горизонты шире моих. Мне кажется, я видела только самую верхушку, а главное он ото всех скрывал. Я никогда его не пойму. Я глупая?
На этот раз Микаш не угукнул, а замычал. Хотелось то ли смеяться, то ли стукнуть его чем-нибудь тяжёлым. Я прижалась к нему, чтобы согреться, и вскоре уснула.
Светало рано. Птицы щебетали так неистово, что спать было невозможно. Мы поели, собрались и двинулись дальше. Как только выехали из рощи, Микаш пустил Беркута в галоп. Кряжистые ноги с грохотом врезались в землю, задние копыта сверкали над крупом, когда застоявшийся конь козлил, чуя свободу. Комья грязи летели вокруг.
Лютик припустил за собратом. Я раскинула руки и глотала ртом сладкий весенний воздух.
— У-у-у! У-у-у! — кричала от воодушевления.
Хотелось козлить, как Беркут. Свобода!
Мы придержали коней лишь на подъезде к Гартленду, чтобы успеть их отшагать до дома знакомого целителя Майлза. Сумеречники с подобным даром селились на отшибе, подальше от людей, поближе к свежему воздуху. Может, оно и правильно.
Я спешилась первая и постучала в круглую белёную дверцу деревянного домика с травяной кровлей. На порог вышел Майлз. За зиму он немного похудел, отчего круглое прежде лицо выглядело одутловатым. Залысины на висках расползлись так, что их разделяла лишь узкая борозда волос на затылке.
— Наше почтение, мастер Майлз. Как дела в городе? Как здоровьичко? — начала я издалека.
— И моё вам, мастер Лайс. Дела идут. Озимые засеяли, скот на летнее пастбище выгнали, на здоровьичко жаловаться привычки не имею, — как всегда веско отвечал он. — А где ваш брат?
— Прошёл испытание и отправился домой. Вы его не видели? — Майлз мотнул головой. — Что ж, тогда не позволите переночевать у вас по доброй памяти?
— Оставайтесь, — пожал плечами целитель. — Жаль, Бельтайн пропустили. Знатный праздник был, чай, почище, чем в захолустной Урсалии.
Ни капли не жаль, учитывая, как мне досталось тут на Самайн. Быть единственным человеком на празднестве духов — то ещё удовольствие.
— А что за друг? — он с любопытством разглядывал переминающегося за моей спиной Микаша. — Какого рода будешь?
— Никакого. Простолюдин, — отмахнулся тот.
— А, бастард. Чей? — не унимался Майлз, не замечая, что вот-вот разразится буря.
— Свой! — вспылил медведь, сложил руки на груди и отвернулся.
Я закатила глаза и зашептала на ухо целителю:
— Его Микаш зовут. Он неплохой, только уж больно щепетильно к своему происхождению относится, но если обходить эту тему стороной…
«Нет, нормально всё же не будет», — хотелось добавить, но я же не злая ведьма, правильно?
— Я не об этом. С таким даром у него каждый дозор родовой знак спрашивать будет. В Лапии, может, и нет, но вот в центральных провинциях Норикии — точно. Это вам не Утгард, детишки. Там непорядок не терпят.
Я вынула из-за пазухи гербовую подвеску Вейаса и повесила Микашу на шею.
— Значит, будет старший Веломри. А про меня вряд ли кто спросит.