— Ну же, скотина, до речки дойдём — передохнешь, — прикрикнул он. — Всего ничего осталось.
Беркут горестно вздохнул и поплёлся дальше.
— Здесь, — скомандовал Микаш и спрыгнул на землю.
Где-то там или где-то тут, какая разница? Я тоже спрыгнула.
— Расседлай и своди коней на водопой. — Микаш махнул рукой в сторону. Реки видно не было, только сыростью тянуло и тиной. — Я пока поищу, из чего можно костёр развести.
Я потащила лошадей к берегу на верёвках. Он был такой крутой, что пока не станешь на край, не разглядишь обрыва. Лютик сошёл спокойно, а затейник Беркут сел на попу и съехал вниз, едва не опрокинув меня в воду. Придурковая скотина, правильно Микаш ругается!
Вода в реке была мутно-жёлтая. Лошади цедили её сквозь зубы — ничего лучшего в округе не наблюдалось. Когда они напились, я отвела их в лагерь, взяла котелок с полотенцем и вернулась к реке. Воду процеживала через ткань, чтобы отсеять песок. Выходило долго. Я почувствовала на себе взгляд и вздёрнула голову. На противоположном берегу сидел тощий светловолосый паренёк в обносках и процеживал воду сквозь полотенце.
— Эй, ты кто? — спросила я.
— Эй, ты кто? — эхом отозвался он и поднял на меня кристально-голубые глаза на измождённом, обветренном лице. Моё отражение в зеркале. В руках полотенце, алое не от песка, а от крови. Сердце ухнуло в живот, к горлу подступил тошнотворный ком.
Я подскочила, и оно за мной. Побежала, и оно побежало в противоположную сторону.
— Микаш! — звала я, будоража коней.
Его нигде видно не было. Я вздохнула поглубже и закрыла глаза, сосредотачиваясь на внутреннем зрении. Искала льдисто-голубую ауру со стальным прожилками, тяжёлую, будто налитую свинцом. Никого тут больше не было, ничего не мешало. Я ощутила Микаша вдалеке, на границе того расстояния, которое охватывали мои способности. Возвращался. Я побежала ему навстречу. А, пожитки, неважно! Лишь бы самой ноги унести.
— Чего как сайгак по пшенице скачешь? — недовольно поинтересовался Микаш.
— Демон. Доплер. Он скопировал меня, — сбивчиво объясняла я, размахивая руками и пытаясь унять тяжёлое дыхание.
— Где? — он нахмурил брови.
— У реки, на противоположном берегу. Скорее! — я дёрнула его за локоть, Микаш едва не выронил охапку с трудом добытых коряг.
— Спокойно! Если бы он хотел напасть, то напал бы ещё там, — он направился вперёд. Я следом, едва поспевая за размашистыми шагами.
В лагере всё было тихо. Лошади щипали пожухлую траву и даже не повели ухом, когда мы приблизились. Микаш кинул дрова на землю и пошёл к реке. Я старалась не отставать.
— Я ничего не чувствую, — Микаш развёл руками. На противоположном берегу было пустынно. Поднимался туман, предвещая скорые сумерки. — Какая хоть у него аура?
— Я тоже его не почувствовала, — я потупилась. — Но он точно был!
— Может, тебе привиделось от усталости и жажды. Попей воды, погрызи сухарей и ложись отдыхать. Я сам всё сделаю.
— Мне не привиделось! Ну может, и привиделось, но не от усталости! — я опустила взгляд на мутную воду. — У него полотенце было в крови. Как думаешь, это не значит ничего плохого? Иногда жены воинов видят себя стирающими окровавленные рубашки своих мужей, а потом приходят известия об их гибели…
— Бабские суеверия. У тебя и мужа нет, — Микаш побрёл наверх. Я за ним.
— Но у меня есть Вейас, отец… и ещё ты.
Микаш обернулся так резко, что я едва не упала. Он перехватил меня за талию и вытянул наверх.
— Есть. Вроде как, — закончила я.
— Не переживай. Никакая зараза меня не возьмёт, — отмахнулся он и поспешил к лагерю, словно стремился от меня убежать.
— Считаешь себя неуязвимым? Зря. Помнишь, как тебя вэс в лабиринте потрепал?
— Но я ведь выжил.
Я потупилась. То была чистая удача, и совсем не его. Больше Безликий не поможет. Микашу нужно научиться беречь себя, только как объяснить, чтобы он послушал? Был бы на моём месте кто-то поумнее.
Мы развели костёр, которого едва хватило, чтобы подогреть воду. Мы поели и улеглись спать.
Ласково припекало летнее солнце. Пахло разморёнными зноем травами, сладкими и терпкими одновременно. Микаш катал между зубами колосок мятлика и лениво наблюдал за пасущимися на лугу козами.
— Матушка поесть передала, — послышался звонкий голос.
Мелькнуло льняное платье, взметнулись толстые косы, на светлой макушке венок из одуванчиков.
Она опустилась рядом. Не глядя на неё, Микаш откусил краюху свежего каравая и поднёс к губам кувшин. Капли холодного молока перетекали с уголков рта на подбородок и падали за пазуху. Хорошо-то как! Он почти забыл, что так бывает.