Микаш обернулся к прикроватной тумбе, на которой лежал закопчённый череп, поднял его и вгляделся в вырезанный там вензель «Комри».
— Жалеешь его? А он тебя когда-нибудь жалел? Он хоть когда-нибудь кого-нибудь жалел? Он сам это выбрал! — холодно отрезала она.
— Он всегда всё выбирал сам, даже смерть. — Микаш нехотя вернул череп на место. Жаль, друга не вернуть.
— Не волнуйся, я никому не скажу, какой ты слабый и нежный внутри. — Лайсве встала на цыпочки и поцеловала в губы. — Ты моя любимая зверушка!
Она бросила ему голубой плащ с золотым кантом по краю капюшона и надела такой же белый.
— Идём же!
Он пошёл, как привязанный, хоть и не хотелось вовсе.
Они спустились по широкой мраморной лестнице, укрытой голубым ковром, и прошли в резные дубовые двери, за которыми прятался круглый зал с трибунами по периметру. Здесь заседали люди в голубых плащах; у пятерых в центре на капюшонах была золотая окантовка и такие же разноцветные глаза, как у Лайсве.
— Ведите заключённых. Кто у нас сегодня? — командным голосом поинтересовалась она.
— Перебежчики. Просят о снисхождении: они узрели Истину, — ответил один из пятёрки.
Лайсве закатила глаза:
— Ведите живее! — Шепнула Микашу на ухо: — Если не можешь, я сделаю всё сама.
Он кивнул и отступил к остальным. На противоположном конце зала открылась неприметная дверь. Стражники втолкнули в неё потрёпанного пленника со связанными за спиной руками. Он распластался перед Лайсве. Её губ коснулась презрительная ухмылка.
— Что, Йорден Тедеску, почтенный Сумеречник Заречья, надеешься предательством выторговать себе жизнь? — спросила Лайсве, ударив его поддых острым носком сапога.
Микаш с трудом признал в похожем на плешивого крысёныша оборванце своего хозяина.
Йорден заскулил, сгибаясь пополам, запричитал:
— Милосердия! Я отрекаюсь от колдовства Сумеречников. Я узрел Истину!
— Что же заставило тебя прозреть? Казни товарищей? Месяц в казематах? Пытка на дыбе? — она подмигнула Микашу. — Почему ты не видел Истины, когда унижал слуг у себя в замке? Почему не видел её, когда обирал селян до последней нитки? Почему не видел её, когда желал смерти своей невесте?
Лайсве пнула его сапогом так, что он харкнул кровью. На белоснежных полах плаща проступили бурые пятна.
— Слизывай! — потребовала она. — Хочешь, чтобы твоя смерть была быстрой — убери за собой!
Микаш обнял её и зашептал в ухо:
— Это ни к чему. Давай уйдём.
Она откинулась назад и провела пальцем по его щеке:
— Тогда объяви вердикт. Сможешь?
— Повешенье, — не глядя на скулящего пленника, бросил он.
— Не-е-ет! — Йорден вцепился в ноги Микаша и заискивающе заглянул в глаза. — Это же казнь для простолюдинов!
— Так ты же отрёкся от Сумеречников. Да и по чести никогда им не был.
Микаш оттолкнул его и поспешил к Лайсве, которая уже призывно улыбалась возле дверей. Дальше разберутся без них. Стражники тащили Йордена прочь, Голубые Капюшоны степенно перешёптывались.
Они вернулись в искрящуюся от солнечного света спальню. Как только дверь захлопнулась, Лайсве подтолкнула его к огромной кровати с раздвинутым балдахином. Микаш обхватил её за плечи и опрокинул на шёлковые простыни.
— Я сержусь. Ты испортил мою забаву и теперь должен мне, — шутливо угрожала она, нависнув над ним. Тоненькие пальчики расстёгивали рубашку на его груди, играли с волосками. Она взяла с подноса на прикроватной тумбе несколько ягод винограда, кормила его с руки и смеялась: — Моя любимая зверушка, мой ручной ярмарочный медвежонок.
Она слизывала виноградный сок с его губ. Хотелось прижать её к себе крепче, но ей не понравится.
— Нельзя быть таким мягкосердечным, ты же знаешь?
Он кивнул, с тревогой наблюдая, как она поглаживает пальцами его грудь с левой стороны.
— Люди не прощают доброты. Все войны из-за неё. На тебя уже косо посматривают, хотят избавиться, но я не позволю. Я сама вырву твоё сердце!
Он судорожно сглотнул. Она запустила пальцы ему под рёбра. Стальные клещи сжали сердце. Стало больно дышать.
«Микаш!» — слышал он краем почти угаснувшего сознания.
Глава 28. Убить пересмешницу
Я обняла себя за плечи и брела, куда несли ноги. Как тяжело не сдаваться, когда все повторяют, какая ж ты дура, что выбрала этот путь. Какая дура, что ошибаешься на каждом шагу, кому-то веришь, кого-то пытаешься спасти. Проще плыть по течению: ты не ошибаешься, виноваты другие, которым ты позволяешь над собой издеваться, потому что не знаешь лучшего. Есть ли лучшее? Как же трудно верить в себя и не отчаиваться!