Меня привели в каморку настоятеля. Я почти забыла зачем, всю предыдущую жизнь забыла.
— Микаш! — молнией сверкнуло в голове.
Он сидел на кушетке, свесив ноги. Вскинул подбородок на мой зов.
— У тебя странный голос и шаги тоже странные. Я с трудом узнал, — он улыбнулся и протянул мне руку. Глаза смотрели мимо меня.
— Я вылечил всё, кроме зрения. Может, оно восстановится само, а может, и нет. Я слишком мало знаю о пересмешницах, — хмуро доложил настоятель.
Даже на злость и отчаяние сил не осталось. Поругаться, или деньгами стребовать за невыполненные обязательства? Глупо, конечно. Я кивнула и позвала Микаша:
— Идём. Не хочу здесь оставаться.
Настоятель закрыл ему глаза чёрной повязкой и вручил палку. Микаш проверял с помощью неё, нет ли впереди препятствий. В храме служки укажут ему путь, а дальше справляться придётся самим.
Я уже выходила, когда настоятель окликнул меня.
— Наслышан о твоих успехах. У тебя редкий дар, но не стоит светить так ярко, иначе потухнешь раньше времени.
Он отвернулся. Я повела плечами. Потухну, да, именно так я себя чувствовала. Впрочем, уже неважно.
— Ваш «друг» много интересного в бреду рассказывал. Что он простолюдин из разорённого демонами села. Звал сахарную принцессу Лайсве, не знаете такую?
— Чего в бреду не привидится?
— Вы не умеете лгать, ну да ладно. Просто такая любовь ни к чему хорошему не приводит. Вы из разных миров.
— Да какая там любовь! — отмахнулась я и ушла.
Вот с Безликим действительно из разных.
Нас проводили во двор и вернули пожитки. Безучастному Микашу помогли забраться в седло. Я залезла на Лютика и снова взяла Беркута на привязь. Мы поехали. Конечно, нужно было переждать в храме, пока к Микашу не вернётся зрение, но я не хотела задерживаться тут ни на мгновение. Стены из толстого песчаника, красные рисунки, тошнотворный запах болезни и душераздирающий зов отовсюду опротивели. Ещё пару часов здесь, и я упаду, чтобы больше не подняться.
Короткий осенний день уже приближался к зениту. Солнце пламенеющим золотом укутывало землю. Было ясно и холодно. Тихо. Это помогало прийти в себя.
— Отпусти, я поеду сам, — мягко попросил Микаш.
Беркут стоял неделю. Вдруг начнёт дурить? Микаш и здоровый-то плохо с ним справлялся. Не разрешить — уничтожить его гордость, разрешить — подвергнуть риску. Я не знала, что хуже. Мы ехали как раньше, Микаш не настаивал. Я пыталась дотянуться до него эмпатией, насколько хватало подорванных сил, но натыкалась на глухую стену, словно он был опустошён не меньше меня. Беркут вёл себя спокойно, поэтому я отвязала верёвку от его удил.
— Спасибо, — пробормотал Микаш, когда я проехала мимо и стала впереди.
Странно, он расслабился, а жеребец будто чувствовал, что сейчас не время для баловства. Может, тоже жалел? Микаш гладил его по шее, распустив поводья, и позволял самому выбирать путь.
Вечерело. Я искала ещё одну рощу для привала, но впереди была только сухая трава.
— Река близко, — заметил Микаш.
Я оглянулась: ничего не видно.
— Сыростью тянет, — он махнул рукой в сторону. — Роща там.
Своих идей у меня не было, поэтому я послушалась. Микаш оказался прав: вскоре мы наткнулись на небольшую дубраву. Солнце уже садилось. Мы спешились и разбили лагерь. Всё пришлось делать одной: распаковывать тюки, поить лошадей, собирать хворост, колоть дрова, разжигать костёр, готовить ужин. Я для себя-то не всегда справлялась, на двоих было ещё сложнее, но намного легче, чем в храме. Микаш сидел, привалившись к толстому дубовому стволу. Я вложила ему в руки плошку с похлёбкой и ложку. Есть у него не получалось — большая часть лилась мимо рта. Помочь он мне не позволял, поэтому я отсела подальше и старалась не смотреть. После ужина мы долго чего-то ждали в мрачной тишине.
— Будешь и дальше таскать меня за собой как ручного медведя?
— Я будто проплыла Сумеречную реку туда и обратно, чтобы тебя спасти. Не заставляй меня жалеть.
— Прости.
Он потупился. Я сдвинула костёр, накидала веток, расстелила одеяла на ночь и показала Микашу его постель.
— Расскажи мне сказку, — попросил он, усаживаясь. — Про слепого рыцаря. Ты обещала.
— Прости, не могу. Я умру, если скажу ещё хоть слово, — я легла и укуталась в одеяла.
— Тогда можно я? — тёплые руки опустились мне на плечи.