Новостройка, выглядела нагловатым стилягой, напоказ стоящим рядом с тротуаром, в отличие от своих, куда более скромных, соседей-старожилов.
Подходя к дому, Таня напряженно всматривалась в асфальт тротуара.
Она сама не понимала, что рассчитывала увидеть – упасть сюда Слава никак не мог, но все равно, шаги ее невольно замедлились.
Пройдясь по тротуару вдоль дома туда и обратно, она решила осмотреть территорию вокруг высотки. С чего она, вообще, решила, что Слава упал с этой стороны?
Новостройку еще окружал невысокий щитовой забор, но проникнуть на территорию труда не составляло – со стороны дворов въезд для грузовиков был открыт.
Таня подошла к темному зеву подъезда. Внутрь заходить не хотелось.
– Эй, гражданочка! Вам тут чего надо?
От строительного вагончика к ней спешил дородный мужик в засаленном синем мундирчике, с трудом сходившимся на объемистом животе.
Только сейчас она поняла, что находится на территории, со всех сторон огороженной глухим забором, а между ней и выходом стоит охранник и недобро щурится.
А кто живет в остальных вагончиках?
Она припомнила все жуткие истории об изнасилованиях, совершенных рабочими-гастарбайтерами и очень спокойно подумала: – ты идиотка. Сейчас тебя изнасилуют, убьют, и зальют в бетон. Или наоборот.
– Так что надо-то? – переспросил охранник, подходя ближе.
Таня ткнула ему в нос удостоверение прессы, и как можно более дружелюбно сказала:
– Татьяна. Газета «Жизнь города». В редакции стало известно, что тут произошло убийство.
Взгляд толстяка стал более дружелюбным.
– Ну-у, не совсем здесь, но было дело.
Он почесал подбородок:
– А это… стимул какой-то будет?
Таня помянула недобрым словом Голливуд, приучивший всякую сявку требовать от работников пера деньги, и сделала вид, что думает:
– Ну, в зависимости от того, что видели. Вы сами тело нашли? Показать место убийства можете?
Охранник поскучнел:
– Не. Не я дежурил. Выметайтесь, дамочка.
– А что видели? Милиция быстро приехала? – Таня обратила внимание на нездоровый цвет лица охранника. Праздник труда не прошел для него бесследно, и сейчас он явно размышлял о целительных свойствах пива.
Она достала сторублевую купюру и жестко сказала:
– Покажешь, где человек упал – на опохмел хватит.
Охранник сглотнул:
– Не с этой стороны было. Говорят, менты по всей мостовой его мозги собирали. Серега, сменщик мой, который, значит, дежурил, говорит, жмур этот грохнулся прям посреди проезжей части. Напротив дома – это да. Но не на нашей территории. Как он там оказался – ума не приложу. Серега говорит, услышал в доме шум какой-то, вышел, вроде тихо. Обошел вокруг, и тут с улицы тормоза визжат, потом баба какая-то заорала – она едва на мужика этого не наехала. Ну, потом приехали, везде лазили, Серега говорил – в доме гильзы нашли – шмалял кто-то.
Татьяна прошмыгнула мимо толстяка, сунув ему в руку сторублевку и пошла обратно – к проезжей части.
Если охранник не врал, то Слава упал примерно там, где заканчивались черные полосы – следы отчаянного торможения.
Таня оглянулась по сторонам. Машин нет. Выбежав на проезжую часть, она обернулась, запрокинув голову, посмотрела на верхние этажи новостройки.
Неудивительно, что охранник так удивился. Слава не мог выпасть из окна высотки.
Даже если он сошел с ума, и с разбегу рыбкой вылетел из окна последнего этажа, он физически не мог оказаться на середине мостовой – расстояние было слишком велико.
Вернувшись на тротуар, она медленно побрела по улице, стараясь связать воедино все, что узнала и увидела.
Достав коммуникатор, вызвала Нижегородцева:
– Паша, скажи мне, – начала она, едва тот взял трубку, – как Слава мог оказаться на мостовой, если…
– Ты где? – прервал ее опер.
– Иду по улице, только что прошла Пятую Парковую.
– Иди к рынку, что возле «Измайловской» и жди меня там.
На этом разговор оборвался.
Утро вокруг превратилось в тонкостенный сосуд полный хрупкой прозрачной тишины. Тане казалось, что стоит резко оглянуться, сделать неверный шаг – и тишина взорвется криком и топотом ног, к ней побегут страшные люди в одинаковых костюмах, запихнут в машину, и увезут туда, откуда она никогда не вернется.
Стараясь не ускорять шаг, Таня продолжала идти вдоль улицы. Но теперь каждая проезжающая машина заставляла ее стискивать зубы и сжимать кулаки, чтобы не вздрагивать.
Крытый продуктовый рынок, впросторечии «оптовка» не работал, и Таня не стала торчать возле дверей, решив, что лучше потихоньку пройтись до ступенек, ведущих к открытой платформе станции метро «Измайловская».
Откуда возник Паша Нижегородцев, она не поняла. Крепко взяв ее за локоть, потащил вперед, шепнув:
– Не дергайся. Все в порядке.
Она простонала:
– Идиот, я ж чуть не померла. Что б ты с трупом то делал?
– Да ладно, померла. Раз язвишь, значит все в порядке, – напряженно отшутился опер.
Приложив прямоугольник проездного к кругляшу турникета, он толкнул Таню вперед и прошел следом.
– Ты что за конспирацию устраиваешь, а, Паш? Что стряслось то? – набросилась она с вопросами, едва они оказались на платформе.
Паша встал так, чтобы видеть всех, кто мог к ним подойти, и махнул рукой:
– Таня, заканчивай рыпаться. Я тебе ничего не говорил, ты ничего не знаешь.
– Паша, ты о чем?! Ты понимаешь, что уже два человека, которые были моими друзьями, погибли? А один из них был и твоим другом, кстати!
Нижегородцев моментально оказался рядом, притиснул ее к колонне, и прошипел, глядя в лицо бешеными, белыми от страха, глазами:
– Жить хочешь, дура? Тогда забудь все. У меня дети и жена, поняла? И я ничего не знаю. Загорулько этот из окна выпал. Сам выпал, ясно? И если тебя будут спрашивать – ты ни хрена не знаешь. Просто выпытывала жареное, чтобы бабла срубить.
Таня отчаянно уперлась Паше ладонью в грудь, пытаясь оттолкнуть, отодвинуть этого страшного чужого человека, который делает ей больно, но он лишь встряхнул ее так, что лязгнули зубы, и заорал страшным шепотом:
– Поняла?!
Таня кивнула.
Нижегородцев сразу успокоился, отпустил ее и сказал совершенно спокойно:
– Ну и отлично. Ты пойми, я тебе добра хочу. Ты сейчас для них – мелкая сошка, интереса к тебе никакого. А если поймут, что ты можешь помехой стать – прихлопнут. На всякий случай прихлопнут.
– Я понимаю, Паш. Правда, понимаю, – сказала она, не поднимая головы. Очень не хотелось встречаться с ним взглядом.
– Тогда я пойду, Танюш.
– Иди, конечно, Паш.
Уже в спину спросила:
– Скажи только, дело тоже «соседи» забрали?
Нижегородцев на мгновение сбился с шага, не поворачиваясь, коротко кивнул, и взбежал по лестнице к выходу из метро.
Таня бессильно опустилась на скамейку.
Мимо грохотали один за другим, полупустые поезда подземки, высаживая редких похмельных пассажиров.
Прошло всего несколько минут, и она оказалась в полном одиночестве. И круг пустоты разрастался.
Два человека, которым она верила, на которых рассчитывала, мертвы, а третий только что ушел. Ушел, скорее всего, навсегда, и она не имеет никакого права его осуждать.
Она чувствовала себя обманутой, как в детстве, когда ей говорили, что укол – это совсем не больно, что микстура совсем не горькая, что дедушка просто уехал…
Но в детстве всегда можно было уткнуться в маму и выреветься.
Сейчас она не могла позволить себе даже намекнуть ей о том, что происходит.
Достав из кармана коммуникатор, Таня нашла в списке звонков нужную строчку и нажала клавишу вызова.
– Ян, это вы?
Она поняла, что шмыгает носом, стараясь не расплакаться.
– Приезжайте, пожалуйста…
Вяземский обещал подъехать в течение получаса. Все это время Таня бродила, как он велел, по медленно оживающей улице, заходила в магазины, стояла возле метро, делая вид, что кого-то ждет, толкалась возле витрин салонов сотовой связи – лишь бы все время быть среди людей.