– С тебя сняты все подозрения! Так решил Внутренний Круг, и ты сам присутствовал на заседании, если я еще что-то помню! – резко ответил Кёлер.
– Франц, мы оба прекрасно знаем, что если бы не ваш авторитет, который вы пустили в ход, исход мог бы оказаться совершенно иным.
– Обвинения сняты. Точка, – отрезал Кёлер. – А почему именно ты – так именно потому, что держать тебя и дальше в архиве было бы преступлением. Ты один из лучших моих оперативников, хотя и не обладаешь таким опытом, как другие. У тебя прекрасная команда. И, наконец, ты практически никому не известен в России, хотя и связан с этой страной узами крови. Я дал тебе шанс. Используй его.
– Поэтому я и попросил о личной встрече, магистр, – официально вытянулся Вяземский.
– Прекрати. Ты не на официальной аудиенции, – пробурчал Кёллер. – я прекрасно понимаю, что просто так ты не стал бы требовать личную встречу, да еще и в такой обстановке. Спрашивай. И можешь не беспокоиться, наш разговор не подслушают, а даже если узнают о встрече, то есть прекрасное обоснование – ты обязан был показать мне женщину, обладающую такими скрытыми способностями.
– Официальные донесения Мартынюка я видел. А не было ли каких-либо сообщений от него, которые проходили бы по официальным каналам? Не встречался ли он с кем-нибудь лично?
– Насколько я знаю, нет, – подумав, ответил Франц, поглаживая бородку. – Однако, обязательно уточню.
– Отлично. Следующий момент – могу ли я просмотреть отчеты наших постов слежения об активности Приграничья за последние три недели?
– Какие сектора? Сам понимаешь, полную картину я тебе дать не вправе.
– Западная Европа, Россия. Пожалуй, еще Дальний Восток – сами знаете, сейчас в России очень сильно азиатское влияние.
– Логичное требование. Завтра приезжай в Университет, я подготовлю данные.
– И, наконец, самое главное – какие у меня полномочия, в случае столкновения со Спецотделом?
– Я полностью доверяю твоим выводам, Ян. Могу сказать, что последние наши контакты с людьми из «Спецотдела» оставили у меня весьма странное впечатление, но я списал это на то, что у них грянула очередная реорганизация. Выходит, зря. Относительно полномочий… Будь крайне осторожен. Орден сейчас не в том положении, чтобы начинать войну с организацией, вроде Спецотдела. А потому, решай сам. Если ситуация будет критической и возникнет прямая угроза Границе – я разрешаю тебе применять любые меры, прямо не нарушающие Устав ордена и Договор Равновесия. Если же окажется, что происходит очередная драчка за власть – вмешиваться запрещаю. Только пристальное наблюдение и вывод из-под удара ценных контактов и информаторов. И учти, в случае прямого столкновения, тебе не приходится рассчитывать на подкрепление.
– Спасибо уже за разрешение действовать, Франц. Вы понимаете, что этим решением наживете себе новых врагов во Внутреннем Круге?
Кёлер рассмеялся.
– Не преувеличивай, Ян. Новых врагов в моем возрасте нажить весьма затруднительно. Если у тебя больше нет вопросов, то я отправлюсь спать. Увы, в моем возрасте романтика ночи противопоказана.
– У меня есть еще один вопрос, магистр, – Ян сознательно обратился к Кёлеру подчеркнуто официально.
– Слушаю тебя.
– Как вы сами думаете, что может затеваться в Москве? Все говорит о том, что происходит нечто из ряда вон выходящее, но внешне зацепиться совершенно не за что. После убийства Мартынюка моя группа оказалась в полной информационной изоляции. Если у вас есть хотя бы подозрения, прошу вас, поделитесь.
– Увы, Ян. Я действительно сказал тебе все, что знал, то есть, ничего нового.
– Франц, скажите, – понизил голос Вяземский, – это может быть подготовкой «пробоя Границы»?
Магистр молчал, покручивая набалдашник трости. Наконец, ответил:
– Судя по тому, что известно мне – нет. Я снова могу повторить – никакой аномальной активности в Приграничье, никаких данных о том, что в Москве появился кто-то, способный вызвать Изгнанных, не обращаясь к внешним силам.
– Скажите, а были ли случаи, когда Изгнанного пытались вернуть вдали от тех мест, где ему поклонялись?
Опершись на трость, магистр сделал несколько медленных шагов вдоль парапета. Легкий ночной ветер чуть заметно шевелил его седые волосы, зачесанные назад и собранные в «хвост», скрепленный старинным серебряным зажимом. Остановившись напротив Вяземского, Кёлер ответил:
– Официально, подчеркиваю, официально, считается, что таких попыток никогда не было.
– А неофициально?
– Неофициально, я могу сказать, что слышал о двух. Обе закончились трагически, в первую очередь, для заговорщиков.
– Почему?
– Слишком жаждал власти каждый из Изгнанных. Они элементарно не смогли договориться. Именно поэтому я думаю, что убийство твоего предшественника и непонятное молчание Спецотдела связано с чем-то другим. С чем именно – разберись. Я предоставил тебе все необходимые полномочия. На этом я должен закончить нашу встречу. Жду тебя завтра с утра.
Они крепко пожали друг другу руки, и Кёлер растворился в ночных тенях.
Таня вздрогнула, когда Ян вдруг возник рядом с ней.
– Тебе нравится? – кивнул он на море огней, разлившееся внизу.
– Да. Тут очень спокойно. И очень хорошо думается. Ваша встреча закончилась? Ты скажешь мне, кто он?
– Да. Я расскажу тебе все, что знаю сам, – очень серьезно сказал Ян, глядя ей в глаза. – Хотя не уверен, что ты меня за это поблагодаришь.
– А вот уж это мы с тобой не узнаем, пока ты не выложишь мне все-все-все – сказала Таня, и обвила его шею руками.
Вскоре пришлось спускаться с крыши, и они медленно шли по темной улице, где снова поймали такси, и когда таксист спросил, куда везти, они почему-то решили ехать на центральный вокзал, смотреть на ночные поезда.
И они бродили по пустому ночному вокзалу, сверху вниз глядя, как прибывают тихие немецкие поезда, и, обнаружив работающий прилавок за которым дремала продавщица, купили и стремительно уничтожили изумительно вкусные фруктовые салаты из пластиковых стаканчиков, и целовались на глазах у невозмутимых полицейских.
Уже светало, когда они вошли в тихий вестибюль гостиницы.
Ян снова так и не попал в свой номер.
При первом знакомстве Валерий Степанович Суханов часто производил впечатление недалекого службиста, этакого стопроцентного «сапога»-карьериста, для которого идеалом является аккуратно покрашенная трава перед казармами и чисто выметенный с помощью ломов плац.
Валерий Степанович прекрасно об этой особенности своей внешности знал и всячески ее культивировал.
Благодаря этому, те начальники, которых он хотел держать от себя подальше, считали его исполнительным тугодумом и в особо его дела не лезли, а те, от кого действительно зависело благополучие полковника, ценили его, как умного дальновидного специалиста, прекрасно разбирающегося во вверенной области, к тому же, безусловно преданного.
Выводы являлись совершенно правильными, за исключением одного – полковник Суханов был предан исключительно самому себе. Однако, являясь человеком редкого ума и великолепно развитой интуиции, Суханов понимал, что демонстрировать это нельзя ни в коем случае. Следовало преданно смотреть в глаза начальству и выжидать момент, когда можно будет взять все и сразу.
Второй попытки никто не даст, а в случае неудачи его уберут.
Так что, полковник являл собою образец верности, преданности и офицерской чести, что также приносило свои дивиденды.
Вся карьера полковника была связана со «Спецотделом», куда он попал после срочной службы в армии. Наверное, решающей причиной, по которой старшему сержанту ВДВ Валерию Суханову предложили продолжить службу в спецподразделении войск КГБ, оказалось полное отсутствие воображения. Суханов никогда не задумывался, возможно или нет то, что он видел перед своими глазами, и действовал исключительно сообразуясь с обстановкой и необходимостью выжить.