Солдатики стали первым, что я принялась искать в библиотеке. К моему удовольствию, шкафы стояли так же, как я застала их в последний раз, по обеим сторонам от тяжелых доспехов, принадлежавших моему деду. В одном шкафу покоилась армия солдатиков, облаченных в синее с серебром, в другом — в красное с золотом. Я открыла дверцу и потянулась было за серебристым мечником и лошадью в синем чепраке, но оставила их, заметив серебряного короля. Его меч все еще вздымался в величественном жесте, а корона была погнута еще с тех времен, когда мы с Томасом постоянно дрались за него. Рядом с королем стоял его герольд, дующий в невидимый горн. Инструмент потерялся, когда Томас сел на солдатика в столовой, пытаясь скрыть от отца ужасное преступление — похищение фигурки из библиотеки.
— Не смейте их трогать! — раздалось сзади.
Я удивленно обернулась, все еще держа в руке молчаливого трубача, и заметила чей-то силуэт в оконной нише. Его обладатель был полностью скрыт зелеными бархатными занавесями, только ботинки выглядывали наружу.
— От солдатиков нет проку, если они тихо стоят в шкафу. Они должны оказываться тут и там, защищая своего короля от врагов. Разве не так? Ни один солдат не прячется в лагере вечно.
— Не стоит говорить со мной, как с пятилетним.
— Я и не собиралась. Просто я думаю, что это позор — позволять таким прекрасным вещам, как эти солдатики, лежать без дела. Кто-то должен ими пользоваться, планируя военные кампании или хотя бы ради удовольствия поиграть с ними.
— Никто с ними не играет.
— Тем более жаль.
— Кто вы?
— Когда твоя мать проснется, нас представят друг другу как подобает.
— Одна из ее подруг. Я мог бы и сам догадаться. Пришли сюда что-нибудь у нас украсть?
— Не в моих привычках. Здесь что, по соседству была волна ограблений, если все обитатели замка подозревают прохожих в воровстве?
Я сдвинулась влево, пытаясь разглядеть мальчика в нише, но на светлом фоне окна он оставался лишь силуэтом.
— Зачем еще кому-то приезжать сюда?
— Скажем, навестить твою мать.
— Никому не нравится ее навещать. К тому же она теперь вдова. Не стоит того, чтобы поддерживать отношения.
— Тогда навестить тебя.
— Я не могу пока никого одарять милостями. Сколько же лет этому ребенку?
— Тогда, может быть, полюбоваться этим чудесным домом и красивейшими землями севера?
— Никто…
— Никто не сочтет их чудесными или красивыми? Я не стану оспаривать твое мнение о матери и даже о тебе самом, но я готова дать отпор любой попытке принизить достоинства Комигорской крепости. Однажды ты примешь одно из колец Стражей и представишь, что значит быть прикованным к этому месту месяцами, до самого конца, когда жизни всех, кто тебе дорог, зависят от добросовестности твоей службы. Или же, прячась в потайной комнате северной башни, будешь наблюдать за переливами цвета холмов и неба и танцем молнии на крыше в летнюю грозу… Впрочем, ты и сам найдешь эти чудеса, когда захочешь. А пока я оставлю тебя наедине с твоими заботами. Прошу прощения, что побеспокоила.
Не дожидаясь ответа, я вышла из библиотеки, едва успев избежать столкновения с молоденьким лакеем, который нес поднос, уставленный горшочками с джемом, маслом и пышущим жаром овсяным печеньем.
— Я передумала, — сказала я ему. — Я буду в музыкальной гостиной. Оставьте дверь открытой, если не трудно, чтоб я могла увидеть, если кто-нибудь станет искать меня в библиотеке.
Лакей поставил поднос на низенький столик, и я села так, чтобы наблюдать за коридором. Через несколько секунд я заметила тонкое лицо, выглядывающее из резных двустворчатых дверей библиотеки. Томас говорил, что его сын похож на нас. Бесспорно, он был прав. Мальчик выглядел точь-в-точь как его отец в детстве или же, как выглядела бы я в возрасте десяти-одиннадцати лет, не родись я девочкой. Глубокие карие глаза, слишком большие для незрелого лица, долговязое костлявое тело, уже начинающее вытягиваться. Копна волос, в точности таких же, как у меня, — темно-каштановых с рыжиной — обрамляла лицо. Горькая обида на жестокую насмешку судьбы на мгновение сжала мое сердце. Мой собственный сын мог выглядеть точно так же, как и этот мальчик.
Мальчик окинул взглядом коридор и, похоже, был раздосадован тем, что никого не нашел. Он швырнул что-то на пол, взбежал вверх по лестнице и скрылся из виду. Странный ребенок. Такой злой…
Я восстанавливала душевное равновесие, поглощая овсяное печенье Неллии до тех пор, пока, спустя полчаса, одна из горничных не подбежала торопливо к дверям библиотеки. Я вскочила:
— Ты не меня ищешь?
— Да, сударыня. Госпожа уже проснулись. Нэнси послала меня в библиотеку найти вас.
— Хорошо. Передай, что я иду.
Девушка поспешила прочь, а я чуть менее торопливо последовала за ней. Пройдя полпути по черно-серым плитам, я увидела что-то на полу и наклонилась, чтобы поднять это. Находка оказалась серебряным королем. Его корона стала теперь совершенно кривой, а могучий клинок был вывернут так, что король не смог бы поразить больше ни одного врага — только самого себя.
ГЛАВА 2
Когда я вошла в комнату герцогини, Филомена опять вопила, правда, уже не от боли или страха смерти. Обличительные слова, словно палочные удары, сыпались на сутулого, скромно одетого человека средних лет.
— Что значит — нет денег заплатить виноторговцу? Похоже, все серебро оседает в ваших карманах. Я велю вас повесить!
— Но, госпожа…
— Комигор — самое богатое поместье Четырех королевств, и вам платят непомерные деньги за то, чтобы вы им управляли. Может, если мы прекратим тратиться на ваше жалованье, вы изыщете необходимые средства?
— Если позволите, госпожа, расходы поместья за прошлый год… были огромны… Новая мебель, ювелир, портные… А сейчас кровля над западным крылом замка протекает, кузней невозможно пользоваться после пожара, а мы даже не можем нанять рабочих…
— Да как вы смеете меня обвинять? Мой муж ни в чем мне не отказывал, а управляющий осмеливается говорить «нет денег»! Полагаю, вы скоро заставите меня ходить в рубище. Почему я должна страдать?
— Но, сударыня, арендная плата не взималась уже восемь месяцев! — Управляющий промокнул лоб широким платком.
— Так получите ее, глупец. Мне что, нужно водить вас за ручку?
— Герцог Томас — да запомнит святой Аннадис его имя! — оставил указания на начало года, чтобы госпожа лично проследила за сбором ренты, поскольку сам он в назначенный день вынужден будет отсутствовать. Хозяева Комигора блюли соглашение с арендаторами более пятисот лет. Только сам хозяин или члены его семьи имеют право взимать плату. Арендаторам не позволено передавать деньги кому-либо другому.
Вымученное терпение, звучащее в голосе управляющего, наводило на мысль, что этот спор повторяется уже не в первый раз.
— Вы невыносимый зануда. Разумеется, это не я сама решила гнить в этой дыре, пока мой муж разъезжает по всем Четырем королевствам, но он никогда не обсуждал со мной подобные вопросы. «Ради наследства Герика, — говорил он. — Чтоб не дать стервятникам Монтевиаля и повода облизнуться». Как будто я ничего не знаю ни о наследстве, ни о претензиях. В конце концов, он больше не может мне этим докучать. Здесь теперь новый хозяин, пусть он и слушает меня еще меньше, чем его отец.
Расписной веер, трепыхавшийся в руках Филомены, словно вымпел во время бури, замер, и ее розовое личико вдруг вдохновенно озарилось.
— Конечно же! Это может сделать мой сын! Он теперь владелец замка. Я велю ему собрать эту проклятую плату.
Измученный управляющий терпеливо ответил:
— До своего совершеннолетия юный герцог не может взимать ренту, ваша светлость. Он слишком молод, чтобы работать с документами, и, следовательно, не может выполнить условия соглашения.