День за днем мы занимались строевой подготовкой под палящим солнцем, сражались на утяжеленных свинцом дубинках, развивая силу, били по деревянным шестам, отрабатывая движения ног и точность обращения с мечом и пикой, упражнялись с завязанными глазами, развивая восприятие, или стоя на одной ноге, совершенствуя чувство равновесия. В конце концов, я решил, что мой отряд готов к испытанию. Мы пригнали двадцать пять рабов для тренировочных боев. Это был отличный день. Только одного из моих солдат ранили, в то время как семь рабов было убито. На другой день мы отправили в скалы пятьдесят рабов. Каждому выдали бурдюк с водой и запас серого хлеба. Я дал им дневную фору и сказал, что они получат свободу, если сумеют ее сохранить. На следующее утро мы начали охоту, используя все свои умения, чтобы выследить беглецов. Кое-кто сбился в кучки и пытался сражаться с нами или нападал из засады. Другие разбежались. За три дня мы вернули назад всех, кроме троих — они пытались обрушить на нас лавину и сами погибли под камнями. Никто из моих людей не пострадал.
Это я придумал оставить загон для рабов открытым в ту ночь, когда мы вернули их обратно. Я решил, что, почувствовав вкус недолгой свободы, они снова попытаются сбежать. Я оказался прав, и мы с моим отрядом заново переловили их за следующие два дня. Я не позволял своим людям спать, пока последний из рабов не был пойман, и жестоко выпорол сторожа за то, что тот оставил загон незапертым. Он не знал, что я сам открыл его, и верил, что заслужил наказание. Это стало хорошим уроком для моих людей.
На следующее утро после того, как мы вновь переловили рабов, я вышел из палатки и увидел с холма, что мой отряд, их палатки, лошади, оружие — все исчезло.
— Где они? — потребовал я ответа.
Коврак, как обычно, занимался растяжкой и пил кавет.
— Переведены. Не знаю куда, и вы не узнаете.
— По чьему приказу?
Глупый вопрос. Я и сам знал по чьему. Почему? Мы хорошо работали. Они боялись меня. Они сделают все, что я им прикажу.
Вы прекрасно понимаете почему, — ответил Парвен. — Из-за того, кто вы есть и кем должны стать. Ваше время в лагерях подошло к концу.
Когда я вернулся в свой дом в Зев'На, Сефаро и другие рабы исчезли, их сменили другие, безымянные. Мне не сказали, куда они делись. Я решил, что они убиты, а если и нет, то мои расспросы приговорят их. На фехтовальной площадке меня встретил новый учитель, наставники по рукопашному бою и верховой езде тоже сменились. У всех у них были странные глаза, они не улыбались, но издевались надо мной и высмеивали мои несовершенные умения, пока я не возненавидел их.
Мне и не должно быть приятно. Предстоит выучить трудные уроки. Я пытался вспомнить, каким я был, прежде чем оказался в Зев'На, но в памяти не всплывало ничего, кроме постоянного страха. Теперь страха не было. Он исчез вместе с моей мягкостью и слабостью, я стал таким же крепким и одиноким, как красные скалы пустыни. Никогда больше я не пролью слез в подушку. Я даже не помню, как это делается.
ГЛАВА 31
В'САРО
Мои ступни, покрытые пузырями и трещинами, кровоточили. Каждый шаг — сражение. Сначала желудок сжимался в мрачных предчувствиях, а душа ожесточалась в ожидании невыносимой боли. Затем волны обжигающего жара, струившегося из раскаленного жерла пустыни, расстреливали кожу, словно передовой отряд врага. И наконец, приходила сама боль, когда окровавленная плоть соприкасается с песком, покрытым соляной коркой, и камнем, источенным ветрами и докрасна раскаленным огненным шаром солнца.
Я мечтал о ботинках. Как странно, что вся жизнь человека может свестись к размышлению над единственным шагом и страстному вожделению стоптанной за десять лет пары ботинок. Это были прекрасные ботинки, выносившиеся до такой мягкости и совершенной формы, что моя нога покоилась в них, как яйцо в гнездышке. Я получил их от Б'Далло в обмен на три занятия фехтованием с его прыщавым сынишкой Б'Исандером. Это было отличной сделкой для Б'Далло, поскольку моя плата, как правило, бывала выше, но в последние годы, годы войны, хорошие сапожники еще большая редкость, чем хорошие учителя фехтования.
Годы войны… Мы думали, что они закончились, когда принц Д'Натель вернулся в Авонар после победы у Ворот Изгнанников. Наши войска — они никогда не были настоящей армией, всего лишь чародеи разнообразнейших занятий, превращенные в солдат, — были распущены. Мы выходили из убежищ и верили, что сможем вернуть жилища, откуда сотни лет назад ушли наши семьи. Дураки вроде меня говорили, что те, кто родился в Сен Истаре, могут отправиться в нашу давно заброшенную деревню и возродить ее, прокладывая прекрасный путь, по которому пройдут наши дети, — или, быть может, встретить там прекрасную женщину, с которой и проложить путь к прекрасным детям. Но мы осознали свою ошибку, и теперь какой-нибудь пустоглазый дьявол-зид носит мои несравненные ботинки, пока… пока мне приходится делать следующий шаг.
Мы в Сен Истаре ничего не слышали о возобновившихся атаках и с радостью и надеждой занимались собственными делами. Фен'Лиро, мельник, пригласил Строителя, чтобы тот починил его колесо, и мы все собрались посмотреть на чудо, творимое голосом Строителя. Он спел на место спицы и обод, завершив мельничное колесо руладой, которая исторгла восхищенные вздохи из груди нескольких деревенских девиц, знавших, что Строитель не женат. На учителей фехтования девицы не заглядываются.
Мое искусство умрет с наступлением мира. И хотя я радовался вместе со всеми счастливому исходу путешествия принца Д'Нателя, я все равно не мог свыкнуться с этим. Я думал пойти в подмастерья к кузнецу, но в мечах я любил вовсе не сталь. В любом случае, к ковке у меня таланта не было. Если я затачивал гвоздь, то не обходился без трех напильников и не мог, раз заострив, заставить его таким и остаться. И даже не само фехтовальное искусство так меня волновало — безупречное единство силы и изящества, — а, скорее, спрятанная в нем логическая задача. Атака, контратака, выпад, блок. Бесчисленные возможности, и для каждой из них — свои средства, которые ты воспринимаешь и сравниваешь всего за один удар сердца. Ни один бесформенный кусок металла не способен бросить вызов, равный тому, который бросают тело и разум противника.
Но что пользы мне было с моего искусства, когда Поиск зидов пополз по улицам Сен Истара? Ледяные пальцы зидов впивались то в одного, то в другого из нас, пока мы так беспечно праздновали красоту мельничного колеса Фен'Лиро. Должно быть, еда и вино и посейчас ждут нас там, на длинных столах, расставленных на припорошенной снегом траве…
Нет, лучше не думать о еде и вине. В день нам, пленникам, выдавали краюху хлеба размером с кулак, серую и черствую, и две чашки воды, в два хороших глотка каждая. И сколько же таких дней прошло? Шесть… семь… восемь…
К тому времени, как нас прогнали через портал в Пустыни и приковали цепями к унылой колонне других пленников, нас, деревенских, осталось лишь горстка. Быть может, это не самый удачный день для того, чтобы быть опытным воином. Определенно, лучше лежать мертвым в Л'Тьере, чем идти по бесконечной пустыне. С каждым мучительным шагом я завидовал тем, кто нашел свой путь, ведущий за Черту… многим из тех, кого я знал. Одним из последних упавших был Б'Исандер — много лет назад я дал ему всего лишь три урока, но он многое из них почерпнул.
Однако дар'нети не скорбит долго. Он принимает обстоятельства, делает их частью себя и идет дальше… еще один шаг на Пути, и не важно, насколько горек он. Грррр… Песок режет, как стекло.
По крайней мере, моя душа была еще со мной, а это уже не мало, когда имеешь дело с зидами. Луку-Певца, М'Аритце-Заклинателя и Бас'Теля-Кузнеца превратили в зидов, и они, вместе с прочими, кого постигла та же участь, помогали согнать в кучу остатки наших, чтобы доставить в Пустыни. Никто не знал наверняка, как зиды выбирают, кто уподобится им, а кто станет рабом. Говорят, что это зависит от того, сколь большой силой наделен пленный. Быть может, это правда, потому что я стал рабом, а Строитель превратился в зида и перерезал глотку Фен'Лиро, для которого целый день выпевал мельничное колесо.