"Измена!- кричал он.- Измена, князь! Конон и его лучники не стали биться. Они сдались степнякам!".
Это воистину была страшная весть. Мы с ужасом посмотрели наверх. Сначала мы услышали визг, а затем на краю обрыва показались всадники. Для нас они были сама смерть! Что-то мелькнуло в воздухе, и к нашим ногам по склону покатились головы наших товарищей, из тех, кто оставался прикрывать наш отход и не продались врагу. А затем в нас полетели и стрелы. И мы стали умирать.
Купцы, увидев орду кочевников, осыпающих нас стрелами, повернули свои корабли на середину реки, подальше от берега. Это был конец.
Паника превратила войско в неуправляемую толпу. Второслав сорвал горло, силясь навести порядок. Но все было бесполезно. Это был первый известный мне случай, когда наш прославленный полководец потерял власть над своей армией. Воины старались выжить каждый по своему разумению. Сотни две самых отчаянных развернулись и бросились на врагов, решив сквозь них пробиться в степь. По крутому склону, под градом стрел, спотыкаясь и утопая в песке, они упорно карабкались вверх. Но до края обрыва смогли добраться лишь несколько и то лишь для того, чтобы тут же быть зарубленными кривыми мечами.
Остальные, обезумев от страха, искали спасения в воде, как будто она могла их избавить от смертоносных стрел. Вода окрасилась в красный цвет от людской крови. А корабли проплывали мимо. Люди умирали и выкрикивали им вслед проклятья. Те ратники, кто попытались доплыть до них, потонули под тяжестью кольчуг или панцирей.
Лишь небольшая часть из нас, сгруппировавшаяся вокруг князя, сохранила видимость порядка. Мы сидели по грудь в воде, плотно закрываясь щитами, но стрелы находили свои жертвы и среди нас. То и дело кто-нибудь вскрикивал и, роняя щит, бился в судорогах, поднимая кровавую пену. Мы, понимали, что рано или поздно перестреляют всех. Потеряв надежду, тоскливыми глазами мы провожали уходящие корабли. Но в этот миг один из них, тот, что шел последним, вдруг резко повернул к берегу. Радоваться мы не торопились, ведь это мог быть лишь какой-нибудь непонятный нам маневр. Затаив дыхание, мы жадно вглядывались в фигурки суетящейся команды, стараясь угадать ее намеренья и думая о том, что если северяне повернут свое судно - это смерть, а если нет - это жизнь. И вот сомнений больше не было. Корабль шел нам на выручку!
Когда купец приблизился, и уже можно было рассмотреть лица моряков, мы встали и, сохраняя строй, двинулись навстречу. Одними из последних пятясь, прикрываясь щитами, отступали князь, Ямпалий, Гавий и я. Почти все стрелы степняков мы принимали на себя. Первым, охнув, замертво повалился в воду воевода. Следующая стрела пронзила ногу князю, и он упал на одно колено. Мы с Гавием кинулись к нему. В то же время корабль подошел уже совсем близко, и теперь степняки стали бить по нему. Поэтому число летящих в нас стрел резко уменьшилось. Воспользовавшись передышкой, мы приподняли Второслава и продолжили отступать к судну. Я помогал князю идти, а Гавий прикрывал нас собой. Убит Гавий Рваный был уже у самого корабля. Две стрелы пробили ему грудь. Он умер сразу. Я же получил стрелу в бок, когда нас с князем уже подымали на борт. И пока мы плыли домой, я провалялся без памяти. Но выжил. Один из немногих. Из пятитысячного войска вернулось в Княжество лишь тридцать восемь воинов!
- Только Единый знает, кому жить, а кому умереть,- сказал отец Ксиома, когда Гудагай закончил свой рассказ.
- А кто вас спас-то? Кто был тот храбрый капитан?- спросил гном Наин, который впервые услышал эту историю.
- Хальфсен Эгильсон,- ответил Гудагай. Имя северного капитана он произнес с уважением.
- Да, этим храбрецом оказался Эгильсон и он не прогадал,- восхищенно заговорил пожилой ворутский купец по имени Болотобогат, давний поставщик Колодка.- Князь Второслав щедро наградил его, отдав ему монополию на торговлю воском в столице. Тогда северянин был простым наемным капитаном, а сейчас у старого Хальфсена свои торговые корабли и коробы золота.
- Господь каждому воздает по делам его,- заметил на это отец Ксиома.
- Так оно и есть,- согласился Гудагай.- Этих изменников, Конона и его лучников, как стало потом известно, степняки продали в рабство на восток.
- И поделом им!