— Так я же вежлив на словах, а не в помыслах! — обиделся я.
— Боюсь, что о вежливости ты вообще не имеешь ни малейшего представления, — продолжил прекрасный царь обезьян. — Я, впрочем, тоже. Поэтому, ты мне и нравишься.
Извольте видеть!
— Послушай, У, а я всегда считал, что нефрит должен быть зеленым.
— Это, так называемый, нефрит-термолит. Он содержит мало окиси железа, поэтому и такого цвета. А коричневые полоски появились из-за микротрещин в камне. Они такого цвета из-за обычной ржавчины.
— А я слышал, что нефрит помогает читать мысли, — задумчиво проговорил Всеволод. — Это не с вами связано, господин Сунь У-кун?
Каменная обезьяна легкомысленно махнула лапой и почесалась.
— Не знаю, сынок. Все может быть.
Венедим, с интересом прислушивающийся к нашей высокоинтелектуальной беседе из своего любимого удобного кресла, решился напомнить о своем существовании.
— Господин Сунь У-кун, а вы не забыли о просьбе вашего тезки, господина Целестина?
— А почему тезка? — не понял я. — То Целестин, а то — У-кун.
— С легкой руки своего предшественника, Целестин принял еще имя Сунь У-куна, вместо титула, я полагаю. Хотя, в отличие от Сунь Янлина, он его практически не употребляет. Предпочитает называться императором Поднебесной.
— Кстати, вы обратили внимание, какое у него подходящее имя? — легкомысленно спросил Сунь У-кун. — Целестин по латыни значит «небесный».
— Небесный император Поднебесной — это звучит, — признал я.
— Прибереги свои комплименты до личной встречи, — посоветовал мне Венедим. — У тебя запас подобного добра не так уж и велик.
— До личной встречи? — переспросил я. Голос Венедима звучал вполне обычно, но меня, почему-то, пробрала дрожь.
— Да, — недовольно проговорил Сунь У-кун. — Целестин хочет познакомиться с тобой и спрашивает, когда тебе это будет удобно.
Я внутренне собрался и постарался ответить спокойным голосом:
— Очень вежливо с его стороны. Но я всецело в вашем распоряжении, господа.
— Нет, — возразил Венедим. — Целестин просил подчеркнуть, что если ты не хочешь, он не настаивает на встрече.
Паньгуань бы побрал все эти китайские церемонии! Будто я не понимаю, что при желании, решение нас отпустить можно еще и переиграть.
— Я к вашим услугам, господа. И к услугам господина Целестина в любое удобное для него время.
Каменная обезьяна весело захихикала.
— Ты прав, Яромир, ты умеешь быть вежливым на словах. Но слышал бы ты его мысли, Венедим!
— Знаешь, У, я успел уяснить для себя одну простую вещь. В чужое королевство со своей конституцией не ходят. И посему оставил свой экземпляр верхневолынской конституции в своем кабинете в Медвежке. Так вот, если вежливая форма обращения к махарадже в Бирме заключалась в том, что нужно было несколько часов топтаться у подножья трона и в знак особой милости разрешалось подойти к нему и пасть ниц, что, в общем-то, довольно приятно, когда пробудешь на ногах вышеупомянутые несколько часов, то я так и делал. И не важно, что я при этом думал. Здесь же, я в вашей власти.
— Уверяю тебя, Яромир, ты ошибаешься, — проникновенно возразил Венедим.
— Я поверю в это, только когда окажусь в Верхней Волыни.
Каменная обезьяна снова захихикала.
— А теперь я предскажу тебе будущее, Яромир. Ты не поверишь в это даже в своем дворце в Медвежке!
Я вздохнул. Милочка обеспокоено посмотрела на меня и положила руку на мою руку. Я поднял на нее глаза и ободряюще улыбнулся. Понятно, что чем быстрее мы встретимся с этим Небесным императором, тем скорее определим, на каком свете мы живем.
Сунь У-кун снова хихикнул.
— Ты прав, Яромир. Венедим, можешь передать Целестину, что Яромир желает повидать его немедленно.
— Только выражайся повежливее, — усмехнулся я.
— Если бы Целестин хотел услышать вежливую форму ответа, он бы передал свое поручение мне, а не Сунь У-куну, — возразил Венедим и вышел из комнаты.
— Послушай, У, а почему ты не стал императором Поднебесной? — спросил я, усилием воли возвращаясь к нормальной беседе.
— Видишь ли, Яромир, когда формировалось правительство Поднебесной, я рассматривал для себя такой вопрос, и понял, что для того, чтобы быть правителем, мало понимать суть вещей, нужно научиться подчинять людей твоей воле, приказывать делать, порой, то, что не хочется. То есть, заставлять подданных идти против природы вещей. А это несовместимо с проповедью гуманистической философии. Да ты же король, ты же должен это понимать!