Несмотря на усталость и боль во всем теле, они были почти разочарованы, что не придется драться с демонами или какими-то другими стражами.
Комната в шпиле Собора оказалась пустой и ничем не примечательной, за исключением окна в дальней стене, закрытого деревянными ставнями. Она была не больше обычного чердака. Низкий потолок, никакой мебели. Единственной особенностью комнаты было то, что вся она была сделана из литого золота. Пол, стены и потолок светились собственным внутренним светом. На кованом металле стен проступили темные искаженные отражения. Они злобно уставились на Хока и Фишер, пока те медленно поворачивались вокруг своей оси. Даже в бытность принцем и принцессой им не доводилось видеть столько золота, собранного в одном месте, да еще использованного для такой непривычной цели. Стены были безупречно гладкими, металл не носил ни малейших следов обработки. Когда Хок осторожно приблизился к своему отражению и опасливо коснулся гладкой поверхности рукой, золото показалось ему неприятно теплым.
Сенешаль жалобно окликнул их, чтобы выяснить, в чем причина задержки. Чем объяснять, Хок и Фишер протянули руки и втащили его через люк. Сенешаль только взглянул на золотую комнату и обомлел. Вскоре к ним присоединился Ламент, бормоча что-то про глупость и суетность. Пешеход сердито обошел комнату, то и дело тыкая в стены пальцем, словно ища признаки подделки или доказательства обмана. Последовала неловкая пауза, так как абсолютно никому не хотелось протягивать руку, дабы поднять Жареного. Наконец он вплыл в люк самостоятельно.
— Ты умеешь летать? — спросил Хок. — Вот уж не знал.
— Вы многого обо мне не знаете, — ответил архитектор.
— Тогда почему ты просто не пролетел весь путь наверх? — удивилась Фишер. — Зачем было лезть с нами?
— Разумеется, чтобы посмотреть, как вы боретесь и страдаете.
— Эта комната сама по себе, должно быть, стоит целое состояние, — прошептал Сенешаль.
Жареный пожал плечами, отчего на них заплясали языки пламени.
— Для моего Собора ничто не было слишком хорошо. Алхимики говорят, что все золото образуется в сердцах солнц. Чистейший из металлов. Лучшего способа увенчать мое прекраснейшее творение не найти. На постройку этой комнаты ушли тонны золота. И всё пожертвовали добрые и праведные. Уверен, мысль о покупке билета на небеса им и в головы не приходила.
Хок и Фишер рассматривали закрытые ставни. Обе громадные створки покрывало единое, сильно стилизованное живописное изображение рая. Зеленые поля под теплым солнцем, где бок о бок прогуливались люди и звери, а в безупречно голубом небе плыли с арфами и нимбами крылатые ангелы, словно грациозные лебеди по бесконечному озеру. Стиль был наивный, почти примитивный, но сцена обладала неоспоримым очарованием и силой.
За спиной у супругов резко повысилась температура воздуха. Подошел Жареный, и они быстро расступились, когда он наклонился вперед, чтобы разглядеть картину. Затем громко фыркнул и отвернулся.
— Образчик утонченного вкуса. Разумеется, устаревший. И ничего общего с оригиналом.
— Откуда тебе знать, убийца? — спросил Пешеход.
— Часть адской кары заключается в сознании масштабов потери, — ответил Жареный. — Аду известны все формы жестокости. Ваш справедливый и милосердный Господь ничего не упустил.
— Расскажи нам о вратах, — быстро перебил Хок, дабы пресечь очередную теологическую склоку. — Где именно они расположены?
— Прямо за этими ставнями, — ответствовал Жареный. — Откройте ставни и выйдите в окно — Хоп! Греза перед вами.
— Не может быть, чтоб все оказалось так просто, — сказал Ламент, подходя и мрачно глядя на изображение рая. — В данный момент мы должны находиться глубоко под землей. Что на самом деле находится за этими ставнями? Не знавший дневного света прах? Или, может, отблеск самой преисподней?
— Ты и впрямь слишком педантичен для религиозного деятеля, — поддразнил Жареный. — Разницы все равно никакой. Ты не сможешь открыть ставни.
Никто не удивился тому, что Хок сразу же воспринял это как вызов. Он уже заметил отсутствие замков, заслонов или ручек, поэтому сделал следующий логический шаг и стукнул по ставням топором. Он вложил в удар немалое усилие, но тяжелое стальное лезвие отскочило от деревянной створки, не причинив ей ни малейшего ущерба, даже не повредив картину. Капитан уронил топор на пол и забегал тесными кругами, пытаясь вернуть чувствительность отбитым пальцам.