Некоторое время еще продолжались изолированные террористические акты эсеров — индивидуальные нападения и бледные копии операций Азефа. 30 июля экстремист убил немецкого командующего на Украине. А утром 30 августа 1918 года другой эсеровский террорист прикончил Моисея Урицкого, кровавого начальника петроградской ЧК.
Дзержинский немедленно бросился в Петроград, чтобы лично руководить расследованием убийства Урицкого, но, уже находясь в поезде, узнал о покушении на Ленина, совершенном в тот же день. Потенциальным убийцей стала Фаня (или Дора) Каплан, социалистка-революционерка, почти ослепшая за время одиннадцатилетнего заключения в царской тюрьме за участие в. киевских беспорядках. Коммунисты утверждали, что она пошла на это по указанию Савинкова, но такие заявления голословными в них нет ни малейшей правды. Каплан действовала в одиночку, решила убить Ленина за то, что тот разогнал Учредительное собрание.
Комбинация убийства Урицкого с покушением на Ленина дала Дзержинскому, ЧК и другим кровожадным коммунистам то, чего они давно желали, — повод для массового уничтожения своих противников, подлинных или мнимых. Свердлов, уже вечером того дня, когда было совершено покушение на Ленина, выступил с воззванием к «трудовым классам», где заявил, что для борьбы с «контрреволюционерами» надо использовать красный террор. Многие подхалимы телеграфировали Свердлову о своей поддержке. В послании от Сталина говорилось, что его «военный совет Северного Кавказа» будет проводить «открытый и систематический террор против буржуазии и ее агентов». А 2 сентября коммунистический режим провозгласил красный террор «законным». В заявлении говорилось: «Рабочие и крестьяне ответят на белый террор врагов власти рабочих и крестьян массовым красным террором против буржуазии и ее агентов». Одновременно в стране было объявлено осадное положение, что узаконивало неограниченное право на арест, пытки, казнь, заключение в тюрьмы и высылку, что, правда, ЧК уже давно применяла на практике.
По странному стечению обстоятельств в тот самый день, когда произошли описанные события с Урицким и Лениным, арестовали и привезли в центральное учреждение ЧК на Лубянке английского генерального консула в Москве Брюса Локкарта, а Каплан, которую сначала доставили на Лубянку, прежде чем подвергнуть пристрастному допросу в Кремле, столкнулась с ним в коридоре полицейской твердыни. Локкарта обвинили вместе с его давним напарником, Сиднеем Рейли, в попытке подкупить латышский отряд, охранявший Кремль. Обвинения против двух британских подданных представляли собой грубую фабрикацию, но они понадобились коммунистам для того, чтобы дополнить картину своего окружения врагами, национальными и зарубежными, И тем самым «узаконить» красный террор. Но в то же время существуют серьезные свидетельства того, что Локкарт (который спокойно умер в своем доме в 1971 году) и Рейли (убит коммунистами в 1925 году) были весьма необычными «дипломатами». В действительности обоих скорее следует признать рыцарями плаща и кинжала. На арест Локкарта англичане ответили задержанием Максима Литвинова, тогдашнего советского посла в Великобритании. Обоих освободили примерно через два месяца. ЧК допекала также и французов, но их неприятности были не такими серьезными, как у англичан.
К несчастью для большинства россиян, дело Локкарта несколько затмило ужасы красного террора, поскольку беспокойство иностранцев сосредоточилось на значительно менее важных дипломатических препирательствах. Поэтому массовая бойня, устроенная чекистами, осталась как бы вне поля зрения мирового сообщества. Уничтожались не только «буржуазия и ее агенты» — хотя все, попадавшие в эту категорию, приняли На себя главный удар, — но также священники всех конфессий, рабочие, поверившие в провозглашаемые Лениным социалистические лозунги и требовавшие декларированных большевиками прав, крестьяне, не желавшие бесплатно отдавать свой хлеб, и плюс каждый отдельный человек, попавший под подозрение ЧК, не понравившийся ей или на которого она точила зуб. Это было возвращение к временам Ивана Грозного, только с несравненно большим количеством жертв.
Эсеры и другие противники советского режима оказались бессильными против красного террора — покорно склонили перед ним голову или бежали за границу. Некоторые из эмигрантов — включая Савинкова — пытались создать агентурную сеть внутри и вне России по примеру того, как поступали революционеры во времена царизма, но все это оборачивалось ловушками для самих оппозиционеров. ЧК и ее преемники проникали в такие сети с большей легкостью и гораздо глубже, чем до них это делала Охрана.