«Триш направляется в Антракс — это мне по пути. Но будет нечестно просить её свернуть в пустынные леса Озёрного Края, где мало жилья и никому не нужны актёры, — думала Чара, глядя на мирный пейзаж равнины. — Значит, там, у моря, и разойдутся наши пути…»
Горечь от будущего расставания смешалась в ней с острым возбуждением от того, что её цель, наконец, стала видимой. Чара закрыла глаза и снова, в который раз, вызвала в памяти карту: полотнище серого шёлка с вышитыми на нём реками, озёрами, горами, крошечными замками и неровными очертаниями городов, цветными линиями границ земель разных лордов, серой неаккуратной блямбой Горелых Земель, распластавшейся на треть полотна, и чёрной ломаной линией Разлома за ними, голубыми петлями Водопадов, далёкими островами в синем море и крохотным пятнышком земель Лугового замка…
Ранним утром они пересекли Великую реку равнин на широком, неповоротливом пароме, и уже к полудню дорогу окружили крепкие стволы лиственных деревьев. Таких деревьев Чара ещё не видела. Зубчатые резные листья желтели со всех сторон — труппа Триш въехала в тот самый лес, который темнел полоской у горизонта с башни замка Инур. Земли гостеприимного лорда остались на том берегу, а здесь хозяйничал другой лорд — Анариа. Чара вспомнила, что его владения простирались далеко на юг, между двух рек. Хорошо отдохнувшие, лошади бежали бодрой рысцой.
Чара собиралась забраться в фургон, когда это случилось. Раздался оглушительный треск, и впереди, ломая ветви и роняя листья, над дорогой накренилось большое дерево. Атто что-то прокричал, изо всех сил натягивая вожжи, но лошади рванули, обезумев от страха, задрав головы и хрипя. Дерево падало. Чара, словно во сне, смотрела, как оно медленно-медленно коснулось гнедой спины Бодряка, и он исчез, исторгнув леденящий душу смертный вскрик. Мигом раньше Лентюх дёрнулся вправо, обрывая постромки, и тоже исчез за густой кроной.
Фургон натолкнулся на обломок дышла, просел передом, подбросив задок, и завалился набок, в глубокую канаву на обочине. Чару выбросило с козел ещё при ударе. Её полёт продолжался так долго, что она успела услышать чей-то отчаянный крик. Потом последовал тяжёлый удар о землю, и голова взорвалась болью, растаявшей в темноте.
Первым вернулся слух. Грубые голоса… Бранная речь… Протяжный, словно вой, стон.
«Разве может человек издавать такие звуки?» — вяло подумала Чара и попыталась открыть глаза.
Прямо над ней торопливо спускал штаны грязный мужик, заросший чёрной бородищей по самые глаза. Он отчаянно пыхтел над завязками.
Чара открыла рот для крика, повернула голову и захлебнулась от ужаса — зрение милосердно двоилось, скрывая детали. Карик, распластавшийся в шаге от неё с разбитой головой, был, несомненно, мёртв. Она лежала на краю дороги, а прямо над головой торчал из канавы грязный обод колеса фургона. Руки не слушались, и попытка дотянуться до ножен ни к чему не привела.
В тот самый миг, когда Чара собиралась обречённо закрыть глаза, на землю упала тень.
С неба свалился человек, прямо на бородатого. Падая, он увлёк его за собой.
Воздух наполнился криками, топотом и чудовищным храпом. Бородатый и тот, другой, шумно возились у её ног. Чара сцепила зубы и, преодолевая головокружение, с огромным трудом приподнялась. Её сразу стошнило, но зато получилось сесть, опираясь на руки.
Бородатый, связанный по рукам и ногам, лежал в дорожной пыли, неприлично показывая небесам голый зад. Над ним, крепко упираясь ногами в землю, озирался Страж. Светлые волосы торчком, в грязной куртке. Над дорогой носились Крылатые кони. Поодаль ещё два Стража пинками сгоняли в кучку ошарашенных оборванцев.
Чара поднялась на ноги. Перед глазами поплыло, она покачнулась и не упала только потому, что её подхватила твёрдая рука Стража. Боль грохотала в мозгу кузнечным молотом, и она не смогла поднять голову, чтобы увидеть лицо своего спасителя, взгляд остановился на одной из деревянных пуговиц его куртки, где-то в районе груди.
— Всё хорошо, — глухо сказал он, продолжая её поддерживать.
— Где… все? — прошептала Чара, разлепив губы.
— Сейчас. Мы всех найдём.
Он медленно тронулся прочь, уводя её от Карика, от его искажённого лица и ужасной раны на затылке. Так, словно думал, что она могла этого не заметить.
На противоположной стороне дороги канавы не было, и Страж усадил Чару на пригорок за обочиной, заросший пыльной, пожухшей травой. Он отстегнул от широкого ремня флягу и присел на корточки, заглядывая ей в лицо. Глаза у него оказались тёплыми, светло-карими и смотрели сочувственно.