Это до боли напоминало полузабытое уже мяуканье разбуженного нежеланными ласками кота Паши. Кэннон лежала на подушке, наблюдая за нами широко открытыми глазами. Я затаила дыхание. Если бы в этот момент Ли просто убил младенца, я бы даже не вскрикнула. Я была к этому готова, я приняла бы приговор, сдалась. Весь мир, казалось, был настроен против этого ребёнка — и природа, и люди. Помочь ему отказались даже вампиры. Если бы эксперт по этике тоже оказался против этой хрупкой жизни… кто я, чтобы спорить со всем белым светом? Я устала, в конце концов. Я просто смертельно устала.
— Он человек, — сказал Ли, закончив осмотр. — Человечек. Даже зубов ещё нет. Чем ты его кормишь?
Он осторожно положил Джей Ди туда, откуда взял. Младенец хотел было опять уснуть, но вовремя вспомнил, что надо поесть.
— Сейчас увидишь, — ответила я и пошла на кухню за бутылочкой с детской молочной смесью.
Ли с Джошуа упаковали киллеров в мешки и унесли. Через полчаса Джошуа вернулся один.
— Ли что, уехал? — сказать, что я была разочарована, значило ничего не сказать.
— Он вернётся, — ответил Джошуа. — Через пару часов. Он собирается немедленно допросить пленных.
Так, так. Мы, кажется, на войне. Убийства, пленные, кровь, допросы, бессонные ночи…
— Джошуа, — вдруг сказала я. — Сколько времени ты не спал?
— Третью ночь. Я разбудил охрану и, пожалуй, сейчас посплю, хорошо?
— Я настаиваю на этом! — Я указала на свою кровать. — Сгони кошку и ложись здесь, только обувь сними.
— А можно её не сгонять? Она не мешает.
И он действительно не стал сгонять Кэннон. Снял шлем, куртку, ботинки, юркнул под одеяло и тут же уснул, как отключился.
Я небрежно оделась и пошла в офис. Было полпятого утра, и мир казался мне заключённым в лимбо. Несколько часов подряд я пыталась работать, потом сказалась больной и распрощалась с секретаршей до вечера. Проходя мимо зеркала, я отметила, что почти не соврала — вид у меня был самый что ни на есть мигреневый.
Джошуа спал, как сурок. Кэннон тоже дрыхла, свернувшись вокруг его головы, похожая на пышную рыжую шапку. При виде хозяйки она даже не соизволила встать. Я опять покормила окончательно проснувшегося Джей Ди, уложила его в детское кресло на кухне, закрыла дверь в спальню, начинила чесноком большой кусок мяса и нарезала салат. Ли никогда не остаётся погостить, его зовёт прочь долг, но кто знает… Вдруг сегодня случится чудо? Пока мясо жарилось, благоухая, в одной духовке, я разогрела в другой замороженные лепёшки и сварила кускус на троих. Потом я накрыла на стол, взяла Джей Ди на руки и села ждать Ли. Пусть эксперт по этике обьяснит мне людей, идущих с посеребренным ножом на младенца, а ниневийский регулятор скажет, каким образом эти люди попали на территорию Нового Света.
Ли вернулся к полудню. Он прошёл прямо к умывальнику, в котором я недавно мыла посуду, подставил под кран руки в чёрных перчатках, и я увидела, что уносящаяся в сток вода окрашена красным. От Ли шёл знакомый запах, как от хирурга после операции. Оказывается, руки целителя и палача пахнут очень похоже.
— За это время ты не мог успеть в Ниневе, — сказала я. — Куда ты их дел?
— Никуда. Они у меня в фургоне — технически — а вообще-то уже нигде. Гораздо интереснее вопрос, откуда они были, когда были.
— Из Польши?
— Изначально да. Ничего удивительного, если бы не тот факт, что вылетели они сюда из Евразии. Прямиком из Москвы.
— Старый анекдот, — сонным голосом сказал Джошуа, входя в кухню. — Почему террористы никогда не захватывают евразийские самолёты?
— Потому что евразийцы не пускают террористов в свои самолёты, — машинально ответила я. — С каких пор это изменилось?
— С тех пор, как в Кремле сидит этот газоторговец, — сказал Ли. — Вот что, пойдёмте есть. Политика, в отличие от мяса, подождёт.
В гостиной он снял шлем, маску и куртку. На шее у него был простой медальон с невзрачным чёрным камнем. Я не придала этому значения. После случившегося ночью у меня совершенно не было аппетита, и то, что рассказал Ли, ничуть не помогло. Я через силу съела пол-лепёшки и надгрызла одну из бизоньих колбасок, которые поставила на стол специально для Джошуа. Мальчик предпочитал их даже свежему жаркому. Я сложила руки на коленях и просто смотрела, как они едят. Любовалась их лицами, правильными, как лица древних статуй, их светлыми, как ртуть, глазами. Мой друг и его брат, который мог бы быть и в каком-то смысле был нашим сыном… Но к чему грезить, что мечтать? К чаю я подала свежее молоко, белый хлеб, масло и мёд — самую старую и святую пищу в Хэйо. К этому моменту я уже немного расслабилась и смогла съесть кусок хлеба с мёдом.