— Ты обещал.
— А, чтоб тебе… — Доминус по опыту знал, что от мальчишки не отвяжешься, придется идти.
К счастью, Хранилище располагалось не очень далеко, Доминус трижды прочитал Благодарение, а они уже дошли до узкого прохода между двумя вертикально стоявшими каменными плитами. Проход, в отличие от хижины Верховного, никем не охранялся, и они нырнули в темноту и тишину, будто в царство мертвых.
Шли на ощупь, и мальчишка несколько раз наступал Доминусу на пятки. Они вышли в казавшуюся бесконечной комнату с низким потолком, под которым на коротких цепях подвешены были масляные лампады, освещавшие столы с лежавшими на них книгами.
Из темноты выступил тощий старик, единственной одеждой которого была грубая набедренная повязка. Старик выглядел едва живым, и только взгляд его, внимательный и острый, заставлял подумать о скрытой силе.
— Доминус из Счастливой юности, — сказал старик. — Последний раз ты поднимался на Холм двенадцать лет назад. А мальчика вижу впервые.
— Ты меня знаешь? — поразился Доминус.
— У меня хорошая память, — улыбнулся Хранитель. — Я запоминаю все и всех. Собственно, это моя профессия. Я записываю свои наблюдения специальными знаками, пополняя Хранилище. Так делал мой отец, а до него мой дед, сейчас я учу этому внука, потому что сына у меня нет. Итак, Доминус, как зовут этого мальчика и почему ты привел его сюда?
— Авраам, — сказал Доминус, — сын Давида. И не я его привел, а он меня.
— Авраам — редкое имя, — пробормотал старик, — а Давида я знаю, потому что он единственный с таким именем. Но мне никто не говорил, что у Давида есть сын.
— Шустрый малый, — осуждающе сказал Доминус, — но плохо чтит старших и…
— Ты сказал, — прервал его старик, — что он привел тебя сюда. Что это значит?
Мальчик вырвался наконец из цепких пальцев Доминуса и, подойдя к Хранителю, с неожиданным почтением опустился перед ним на колени.
— Ты, который помнишь все, — тихо сказал Авраам, — я хотел… я не знаю… я думаю…
— Ну-ну, — сказал Хранитель, — не настолько я мудр, чтобы падать передо мной ниц. Вставай-ка и перестань волноваться. Что ты хотел, чего ты не знаешь и о чем думаешь?
— У тебя… должна быть… книга, которая сохранилась от Первых людей…
Старик заставил мальчишку подняться с колен и, обняв за плечи, повел к низкой скамье.
— Кто рассказал тебе о Первых людях? — спросил он, усадив Авраама рядом с собой. О присутствии Доминуса он, казалось, забыл, и тот приблизился, чтобы слышать разговор — в конце концов, Давид, отец Авраама, именно его, Доминуса, будет расспрашивать о том, что делал его сын на Холмах.
— Никто, — сказал мальчик. — Я… не знаю. Мне снятся сны.
— Это точно, — подал голос Доминус. — Сны. Он их каждому рассказывает. Ерунда всякая.
— Помолчи, Доминус, — недовольно сказал старик.
— Снов о Первых людях я не рассказывал никому, — тихо сказал Авраам.
— Ты пришел, чтобы рассказать их мне?
— Н-нет… Просто… В одном из снов я узнал, что у тебя есть книга. Я должен найти ее и прочитать.
— Ты умеешь читать?!
— Нет, конечно, — не выдержал Доминус. — Что за глупости!
— Я не умею читать значки, — сказал мальчик. — Но мне сказали, и я пришел.
— Что ты знаешь о Первых людях? — спросил старик.
— Только то, что они жили давно. А потом все погибли. И не осталось ничего. Только камни кое-где. Глубоко под землей — остатки селений. И книга.
— Никто не знает, — сказал старик, — сколько раз рождался и погибал род людской с того дня, когда человек был сотворен впервые. Три? Пять? Сто? Когда на земле в последний раз — до нашего мира — жили люди, на этом вот месте, под нами, стояло огромное селение. Тысячи хижин. В книгах сказано, что имя ему было — Иерусалим.
— Иерусалим, — повторил Авраам. — Я знаю.
— Знаешь?!
— Я часто вижу это селение в моих снах.
— Ты не можешь…
— Я вижу его. Огромную стену с бойницами. Узкие улочки. Дома из белого камня. Огромные. Несколько домов стоят друг на друге и не проваливаются. Я иду куда-то. А за мной — люди, много людей. В разных одеждах. Черные в черном. Белые в белом. Черные в белом… — мальчишка говорил монотонно, он закрыл глаза и, казалось, отступил куда-то в свой мир, явившийся ему наяву. Доминус прикрыл рот ладонью, чтобы не закричать, а старик наклонился вперед, чтобы видеть выражение лица Авраама, не пропустить ничего, что стоило бы запомнить.
— Я прохожу под аркой на площадь перед Храмом. Он так огромен, что взгляд не может охватить его. И слышу голос. Молитву.
— Какую? — спросил старик, потому что мальчик неожиданно замолчал, слышно было лишь его тяжелое дыхание.