— Они не… не все… мои друзья!
Мне не понравилась его ответная улыбка.
— Они все могли умереть там, в холодных водах, — сказал он. — Или, те единицы, что избежали бы клинка, потратили бы остальное время, сидя на гауптвахте — а мы не кормили бы их столь хорошо. Вместо этого они провели дни посвящая их надежде и четной работе. А это не мало. И именно об этом я поведаю магистрату.
— Перед тем, как магистрат повесит их.
— Выбранный ими курс предполагает самую суровую кару, Мэймун, — сказал капитан ледяным голосом. От его тона по моей спине пробежал озноб.
— И всех их вздернут за это, — саркастически сказал я, используя все оставшееся в моей груди дыхание.
— Не всех, — сказал он. И я понял, что верю его улыбке, но не его словам. — Я мало сомневаюсь в том, что они пираты. Но повесят только самых матерых. Вряд ли твоя маленькая подружка такова.
— Тогда, остальные проведут остаток жизни в тюрьме?
Он пожал плечами — пожал плечами! — и ох, как я хотел в тот момент пронзить его сердце своим дурацким мечом.
— Они сами выбрали, под каким флагом ходить, — сказал он. — Что ты хочешь от меня?
— Сдержите слово!
— Я не могу.
— Тогда отпустите Джоэн! — выкрикнул я, не заботясь об отчаянии в своем голосе или слезах, которые потекли из глаз.
— Не в моей компетенции делать подобные исключения. Я не судья.
— На море — капитан судья и присяжные, — не отступал я.
— Порт по курсу! — крикнул кто-то с палубы.
— Нас увидел начальник порта. Он подает сигнал, — сказал Дюдермонт. — Больше мы не в море. Еще что-нибудь, мистер Мэймун?
В моей жизни было много странных и непонятных вещей, но ничего подобного этому разговору с человеком, которого я считал совсем другим. И чем он оказался? Почему он утверждает, что мы не в море? Такой человек, как капитан Дюдермонт не пользуется и не позволяет управлять собой такими дешевыми уловками. Для меня это было бессмысленно — и не то, что он нарушил слово, не весь его план, а отказ освободить Джоэн. Какую угрозу могла девочка принести ему или Побережью Мечей? Она была просто девочкой. Ребенком, как и я.
Мне было нечего сказать и, как хороший моряк, я вернулся на свой пост. Мне нужно было оставаться в вороньем гнезде, чтобы помочь кораблю войти в порт. В это время года льды отступали на север, но время от времени айсберг мог приплыть так далеко на юг. Я в последний раз был глазами корабля.
В этой жизни я отлично научился рассчитывать только на себя. Если капитан Дюдермонт не поможет мне, я должен сам решить свои проблемы. У меня был камень, была цель и была Дымка, но было кое-что, без чего я не мог отбыть — кое-что, из-за чего я не мог оставить Морскую Фею.
Камень стал причиной всех неприятностей, которые обрушились на меня, на нас. Камень заставил Джоэн отправиться в море с Хрисаором — пиратом-генази. Камень заставил Дюдермонта и его команду сесть на хвост Хрисаору. Каждое событие, которое привело к плену Джоэн, было вызвано этим проклятым предметом, этим грузом, который повис на моей груди, на моей жизни. Может быть это камень довлел над Дюдермонтом, заставляя капитана нарушить слово?
Может быть, но это не имело значения. Я знаю, что Дюдермонт дал пиратам слово — он обещал им путь в Глубоководье в обмен на их помощь в восстановлении корабля, — и я знал, что их сторона сделки была выполнена. Я знал, что был прав и знал, что делать.
Глава четвёртая
— Эй, Тоннид. Можешь помочь мне кое с чем?
Мужчина, получивший прозвище "Оловянная Бошка" отвлекся от своего дела. Он связывал какие-то тросы возле портовых перил, стоя в нескольких метрах от ближайшего матроса.
— Чего тебе, Счастливый Счастливчик? — его голос звучал тихо и тяжело.
— Смотри, Олово, — сказал я. — Не думаю, что я пробуду здесь долго, и мне хотелось бы кое-что дать вам, прежде чем я уйду.
Тоннид и его друг Счастливчик были моими самыми близкими друзьями, найденными мною на корабле — кроме Джоэн, разумеется — и я надеялся, что мое вранье покажется достаточно убедительным, чтобы оторвать друга от обязанностей. К счастью, его задача была несущественной и хотя он, безусловно, мог получить нагоняй от Дюдермонта за то, что оставил свой пост, большой матрос кивнул.
— Я оставил сюрприз у своей кровати, — сказал я, украдкой следуя к лестнице на нижние палубы. Несколько членов экипажа обратило на нас внимание, но просто прошли мимо. У них было полно собственных дел.
Экипаж, оставшийся в трюме, пребывал в возбуждении. Команда — те моряки, которые не были на палубе в течение последних шести часов — праздновала конец плаванья. Карты, кости, тяжелые глиняные кружки и черствый хлеб были разбросаны по импровизированным столам, собранными из бочек и пустых ящиков. Единственная попытка привести трюм в порядок заключалась в задутых свечах.