— Значит, «Баллинсло»?
— Ага.
— Доктор Ли все еще там работает?
— Обязательно.
— Приличный мужик.
— Да, мне он тоже нравится.
Саттон поднял кружку, всмотрелся в нее на просвет, сказал:
— Сам туда дважды попадал. Когда первый раз вышел, сразу надрался.
— В первой же забегаловке?
Он засмеялся, но как-то грустно.
— Ну да, обслуга в том баре уже приспособилась, скажу я тебе. Ветераны, которые обслуживают постоянных возвращенцев. Там не пошалишь. Больница посылает туда своих ребят перед закрытием. Если ты там, считай, тебя поймали на месте преступления. — Он выпил полкружки. — Во второй раз я продержался два дня. Мучился ужасно. И можешь представить, как я оторвался, попав в бар.
— А сейчас?
— Сам видишь. Я пью, но тормоза у меня в порядке.
— И срабатывают?
— Мать твою, нет, конечно.
Я пошел, чтобы взять ему еще кружку. Глаза опустил.
— Еще колы? — спросил бармен.
— Лучше я перережу себе вены.
Бармена мое замечание ужасно развеселило. Вернувшись к Саттону, я рассказал ему о своем пухлом бумажнике.
— Ты ведь исчез двенадцать дней назад, так? Я смутно помню, что в тот день прикончили торговца наркотиками.
— Что?
— Ну да, какого-то панка. Около моста Сэлмон-Уэир. Измордовали всласть, стащили серьги. Полицейские были в полном восторге. — Он посмотрел на мою заново перебинтованную руку: — Гммм… — Потом взглянул мне в лицо: — А почему ты не спрашиваешь о мистере Форде, недавно усопшем педофиле?
— Надеялся, мне это приснилось.
— Не волнуйся, приятель. Вердикт: смерть в результате несчастного случая. Я был на похоронах.
— Шутишь.
— Почти никто не пришел.
Я не знал, что сказать. Саттон похлопал меня по плечу:
— Невелика потеря, черт побери.
Домой я пришел около восьми. Квартира показалась мне холодной и заброшенной. Я включил телефон и позвонил Энн. Она сразу меня узнала:
— Ох, слава богу! Джек… ты в порядке?
— Да, все нормально… Мне надо было уехать… Мне нужно было время…
— Но ты вернулся.
— Да.
— Чудесно. Я ставила за тебя свечку.
— Видит Бог, мне это было очень нужно.
Она засмеялась, и напряжение ушло. Мы договорились встретиться и пообедать на следующий день. Положив трубку, я задумался: почему я не сказал, что теперь стал трезвенником? Не то чтобы трезвенником, но не пью. Огромная разница. Если трезвость — норма жизни, то мне еще идти и идти. Я ничего не сказал, потому что не был уверен, буду ли трезвым, когда мы с ней встретимся.
От кока-колы у меня ужасно разболелась голова, но это можно пережить. Труднее было справиться с внутренним беспокойством.
Я посмотрел какую-то дрянь по телевизору и в одиннадцать лег спать.
В кровати я долго вертелся и крутился, но не смог вспомнить лица педофила, даже если бы от этого зависела моя жизнь.
* * *
Тихо покачай меня
Бывают сны под фонограмму? Как в кошмарах, когда кажется, что надрываются тяжелые металлисты. Я спал, и мне казалось, что где-то играют нежные мелодии Южной Калифорнии. Мне снился отец. Я, совсем еще маленький, держусь за его руку на Эйр-сквер. Проходит автобус, и я неожиданно понимаю, что могу прочесть… Я громко читаю рекламу вслух. Она на боку автобуса…
ПЭДДИ
Отец в восторге. Не только потому, что это первое прочитанное мною слово, но ведь это его имя. Есть и более циничная точка зрения относительно первых прочитанных мною слов: ирландское виски.
Но ничего не портит этого момента. Я чувствую, что мы с отцом — одно целое. Годы, опыт, жизнь понаделали много вмятин в этом союзе, но все они поверхностные.
Меня разбудил телефон. Я не видел, сколько времени, и пробормотал:
— Слушаю.
— Джек, это Саттон.
— Который час?
— Позже, чем мы думали.
— Саттон, в чем дело?
— Я думал, ты страдаешь, хочешь выпить.
— Я спал.
— Думаешь, я поверю? Слушай, тут, пока тебя не было, какие-то ребятишки пристрастились жечь алкашей.
— Что?
— Вот так, а алкаши — они ведь наши братья по духу. Короче, я здесь с ребятами, которые разделяют мое мнение, и мы собираемся прищучить вожака этих уродов.
— Что сделать?
— Сжечь этого козла.
— Господи, Саттон.
— Хочешь поиграть с огнем?
— Ты рехнулся, это же бред собачий.
— Это справедливость, парень.
— Саттон, вот что мне скажи. Ты сейчас на тормозах или без них?
Он дико заржал и сказал:
— Пора идти, время поджаривать.
После этого сон как рукой сняло. Я несколько часов вышагивал по комнате, подумывал, не пожевать ли обои. Пошел к книжной полке, взял книгу Джона Сэнфорда из серии «Молись» — у него их двенадцать — и рискнул открыть.
Возвращение на землю было тяжелым. Он три дня был в улете, жил на кокаине. Когда он прошлой ночью спустился на землю, зашел в винный магазин и купил бутылку «Столичной». После трех дней кайфа приземляться всегда трудно, но водка превратила приземление без шасси в полную катастрофу с пожаром. Теперь придется расплачиваться. Придется все пропустить через себя.
Хватит!
Самое страшное, что теперь мне безумно хотелось выпить. Не что-нибудь. Нет, это должна быть ледяная «Столичная».
Снова лег в постель. Сон пришел неохотно, на своих условиях.
На следующее утро я смотрел девятичасовые новости.
…Сильно пострадал юноша, которого на рассвете подожгли на Эйр-сквер. Полиция разыскивает четырех мужчин. Они могут иметь отношение к нападению. Старший инспектор Кленси предполагает, что это была месть за случившиеся в последнее время нападения на бездомных. Вот что он говорит:
— Любые попытки отомстить нападавшим на бездомных, как и стремление отдельных граждан подмять под себя закон, будут жестоко пресекаться.
Он продолжил разоряться по поводу роста преступности, но я выключил телевизор.
После одиннадцати я вошел в пивную, и Шон с беспокойством спросил:
— Настоящий кофе или помои?
— Лучший.
Грустно было видеть, с каким облегчением он услышал мой ответ. Вернулся с кофейником и тостом:
— Тебе надо хоть слегка подкрепиться.
— Сядь, — попросил я, — хочу тебя кое о чем спросить.
— Выкладывай.
— Но не забывай, что спрашивает человек, который недавно провел пару недель… скажем… взаперти.
Он кивнул.
— Мне кажется или Саттон действительно не в себе?
Он презрительно фыркнул:
— Никогда его не выносил.
— Все так… Но что ты о нем думаешь?
— Никогда не понимал, что ты в нем нашел.
Наш разговор напоминал вырывание зуба.
— Шон… Шон, ладно, я все понял, но все-таки что ты думаешь?
— Его надо запереть.
— Спасибо, Шон. Если я о чем-нибудь и мечтал, так это о непредвзятом мнении.
Шон стоял и продолжал бормотать, брызгая слюной:
— Вот что я еще тебе скажу, Джек…
Как будто я мог его остановить.
— Этот парень мчится прямиком в ад, и он постарается прихватить с собой побольше людей.
Упомянутый парень появился через час и заявил:
— Так и думал, что ты здесь. Шон… кружку перед Великим постом. — Он внимательно посмотрел на меня: — Все еще ни в одном глазу? Впечатляет. Сколько же это дней получается? Один?
— Тринадцать.
— Дни в заключении не считаются.
— Черт, для меня еще как идут.
Шон принес пиво, шмякнул кружку на стол.