Зачастую по нескольку месяцев мы не имели от Володи никаких вестей, потом приходило сразу несколько заветных треугольников.
Домой, чтобы не тревожить маму, Владимир писал веселые, добрые письма. Со мной делился всем, что его волновало.
Мы были готовы к самому худшему, но известию о тяжелом ранении Владимира оказалось для нас неожиданным ударом. В апреле 1943 года мы получили письмо из Мурманска.
«Мои дорогие!
Не знаю, разберете ли вы мои каракули, пишу левой рукой: правая в гипсе.
Что ни говорите, удачливый я: в море тонул — не утонул, взрывной волной меня о скалу шваркнуло, думали, лепешка будет — нет, жив остался! Теперь я верю в свою счастливую звезду. До ста лет проживу, не меньше!
В госпитале я не задержусь, подремонтируюсь — и в часть. Пишите мне на Мурманск. Если что — перешлют. Здесь есть медсестра Даша. Вот ведь какое хорошее русское имя — Дарьюшка! Почему-то раньше мне не встречалось такое ласковое имя. Так вот она, Дарьюшка, и перешлет мне ваше письмо, где бы я ни был.
Целую вас, мои родные, привет Андрейке!
Ваш Владимир».
«8 августа 1943 года. Карельский фронт.
Грозился, что все равно сбегу. Два раза комиссовали, наконец вырвался.
Снова я среди своих друзей, и матрос Облепихин, помните, рязанский, сосед мой по нарам, тоже здесь. Мы с ним в одной землянке.
Теплынь. Море тихое, голубовато-серое. Небо чистое, без облаков. Чайки и глупыши кружатся низко над водой. Над берегом речки еще цветут желтые маки, манят розовым цветом мытники, голубым — полярные незабудки.
Не верится, что взрывы и сейчас сотрясают землю и падают люди, сраженные насмерть.
Что-то я, родные мои, сердцем оттаял. Вот что сделала со мной Дарьюшка.
Если она вам напишет, отвечайте, как родной. У нее нет никого, кроме нас, все погибли на Смоленщине.
Целую. Ваш Владимир».
«21 сентября 1944 года. Карельский фронт.
Мои родные!
Повеяло свежим ветром! Во всем чувствуется подготовка к большому, решительному наступлению. Кончаются будни позиционной войны, кажется, дождались и мы праздничка!
Каждый новый день приносит радость победы. Войска Карельского и Ленинградского фронтов разгромили финскую армию. Два дня назад Финляндия подписала соглашение о перемирии. В каждой землянке, везде, где только соберутся два-три человека, идет речь о наступлении.
Вперед! На запад! — это то, чем живет сейчас армия.
Дарьюшка прислала мне свою фотокарточку, а вам?
Целую всех вас, дорогие!
Передайте Андрейке: скоро приеду и привезу ему трофейный тесак, Фома Лобазнов лопнет от зависти!
Ваш Владимир».
Газета Карельского фронта «За Родину» от 11 октября 1944 года.
«Черная Брама (высота 412)
Решительное наступление войск Карельского фронта в Заполярье началось утром 7 октября.
На участке реки Западная Криница в обороне была 6-я горно-егерская дивизия гитлеровцев «Эдельвейс». Гитлеровское командование считало, что глубоко эшелонированная оборона на этом рубеже, созданная за сорок месяцев позиционной войны, неприступна и может отразить любые атаки.
Главный удар нашими войсками наносился южнее озера Ропач. На правом фланге, в направлении Большая Западная Криница, наступали части полковника Равенского.
Температура воздуха упала до пятнадцати градусов мороза. Всю ночь сильный северо-восточный ветер гнал мелкий, колючий снег. Пользуясь темнотой и непогодой, на исходных рубежах удалось сосредоточить необходимые плавсредства, технику и подготовленные к наступлению войска.
После мощной артиллерийской подготовки наши части в стремительном броске форсировали Западную Криницу. Сильный минометный и орудийный огонь противника вынудил бойцов залечь. Наступление захлебнулось.
Надо было вызвать точный прицельный огонь нашей артиллерии по батареям противника.
Над укрепрайоном 6-й горно-егерской дивизии фашистов господствует высота 412. Выступающая вперед клином и похожая на поднятый нос барки, гранитная скала называется Черной Брамой.
Старшина 1-й статьи Нагорный и радист Облепихин добровольно вызвались в артразведку. Перед разведчиками была поставлена задача: обойти укрепрайон, с высоты 412 разведать батареи тяжелых минометов и артиллерии противника и скорректировать огонь наших орудий.
Старшина Нагорный подполз к парторгу роты и молча передал аккуратно сложенный листок бумаги. Затем сбросил каску и, надев бескозырку, пополз в сторону колючей проволоки. Облепихин последовал за ним.
Когда разведчики скрылись за снежным пологом, парторг развернул переданный Нагорным листок и прочитал: