— Хорошо, боцман, — кивнул Поливанов и скомандовал — По местам стоять, с якоря сниматься!
По кораблю рассыпалась звонкая дробь колоколов громкого боя. Личный состав занял места по авральному расписанию. Натужно зажужжала лебедка, выбирая якорную цепь.
Как всегда в это время, возле палубного якорного клюза стоял Юколов. Механик собирал для дочки всякую донную тварь: морских ежей, коньков, звездочек. Прилипнув к звеньям цепи, живность попадала на полубак и становилась добычей Юколова. Деревянная подушка, окаймляющая клюз, дымилась от трения. Но вот якорь, обмытый упругой струей из брандспойта, встал на место. Спущен флаг на флагштоке и поднят на гафеле.
Медленно, самым малым ходом корабль направился к выходу из бухты.
Чувство неудовлетворенности не покидало Нагорного. Он представлял себе встречу с Фомой совсем иначе, и вдруг — встретились! Другое дело солдат с кисетом махорки. Пройдет много лет, но будешь помнить и эти холмы, занесенные снегом, и рябую от мелкой волны бухту, отливающую холодным блеском серебра, и живое, человеческое слово…
Ветер словно ожидал их за мысом, чтобы с яростью наброситься на корабль. Хлесткие комья снежной крупы с силой охотничьего дробового заряда застучали по обшивке и палубе сторожевика. Большая волна била в левый борт, кренила корабль.
В момент большого крена, когда секунды кажутся особенно длинными, случилась беда: сорвало крепление тележки с глубинными бомбами. С угрожающим скрежетом многопудовая тележка покатилась по юту.
Моряки не растерялись, упершись в тележку спиной, ногами — в кнехт, боцман успел удержать ее от скольжения к борту. Три матроса подхватили тележку с краев, в то время как два других крепили ее на растяжках.
Все началось в эти минуты.
Матрос Лаушкин накрывал на стол в кают-компании к утреннему чаю, когда раздался первый, казалось, нечеловеческий крик… В привычном шуме двигателей крик этот прозвучал особенно неожиданно…
Не соображая, зачем он это делает, как был в одной белой куртке, Лаушкин бросился наверх. В несколько прыжков он одолел все три трапа и, ворвавшись без разрешения в ходовую рубку, задыхаясь, выпалил:
— Там… Женщина! Она кричит!.. Она так кричит!..
Командир понял состояние матроса и, обращаясь к помощнику, спокойно распорядился:
— Товарищ Девятов, спуститесь вниз.
Теперь крики женщины раздавались по всему офицерскому коридору, через равные промежутки времени.
Аннушку перенесли в кают-компанию. Фельдшер и санитар, скрывая растерянность, старались сделать для нее все, что могли.
Свободные от вахты матросы, встревоженные и молчаливые, сгрудились на трапах кубриков и в коридоре.
Сильная качка и приступ морской болезни, видимо, ускорили то, что случилось бы несколькими днями позже.
'Прошло два часа. В ходовую рубку вбежал улыбающийся матрос, посланный фельдшером из кают-компании. После его короткого доклада капитан-лейтенант Девятов открыл вахтенный журнал и, посмотрев на часы, сделал запись:
«15 марта. 9 час. 45 минут. Координаты 69°30′ северной широты и 33°32/ восточной долготы…»
Он отложил перо и задумался над тем, как избежать казенщины бездушных слов, и через всю страницу угловатым, как и он сам, почерком написал:
«ЧЕЛОВЕК РОДИЛСЯ!»
Такая запись в вахтенном журнале военного корабля казалась странной, но ее торжественно-эпический стиль отвечал настроению экипажа.
Прошло еще полчаса. Замполит Футоров спустился на верхнюю палубу. Фельдшер вышел из кают-компании и на молчаливый вопрос замполита ответил:
— Девочка. Большая, здоровая. А мать говорит: ждала мальчика и сшила голубые распашонки, теперь надо все приданое делать заново, розовое.
— Можно к ней зайти?
— В кают-компании прибрано, но… подождите минутку, товарищ капитан-лейтенант, сейчас я ее спрошу, хозяйку, — улыбнулся фельдшер и вышел. Вернулся он скоро и пригласил замполита в кают-компанию.
Аннушка была бледна, но на лице ее светилась счастливая, умиротворенная улыбка. Рядом с ней в составленных и связанных линем двух креслах лежал ребенок.
— Знаете, Аннушка, — сказал замполит, — в таких случаях не принято произносить длинных речей… Командир корабля, офицеры, старшины и матросы от всей души вас поздравляют с дочкой. Хотелось бы подарить вам большой букет весенних цветов, но цветов у нас нет. Поэтому вот вам, Аннушка, скромный подарок от всей команды в память о корабле, на котором вы дали жизнь вашему ребенку.