Лишь на мгновение он увидел аболета, с его крыльями, гребнями и щупальцами, с тремя вертикальными глазами, расположенными вертикально в ряд; он закрыл собственные глаза, закрыл уши, позволил разуму сжаться до размеров своего рептильего сосуда, заперся внутри этого маленького черепа, как внутри тюрьмы из кости, в центре которой он свернул своё сознание в шар, как будто пленник, усевшийся на полу камеры и обхвативший колени руками, обратив лицо внутрь — отчасти от отчаяния, отчасти от желания сохранить силы.
Он позволил себе ничего не ощущать длинной плоской поверхностью тела, гладкой узорчатой кожей великой змеи, пробиваясь через слизь в нутро исполинского чудовища, нутро, которое поглотило его, позволяя пройти, и засосало в ландшафт воспалённых внутренностей, забитых слизью тоннелей, кишащих паразитами.
Даже отключив разум и погрузившись в тело так глубоко, насколько он только мог, не отпуская при этом синапсы и ганглии, контролирующие дыхание и сердце, он всё равно уловил смутный образ Астрианы и Гарма по колено в выделениях, рубящих и колотящих этих паразитов, пытающихся повалить их.
Затем Хаггар миновал их и снова заскользил по затопленным тоннелям, и снова увидел красные глаза аболета, и снова проник сквозь мембрану его тела.
В центре чудовища он обнаружил Живые Врата, портал в Далёкое Царство. Из них сочилось заражение — крохотный клапан из морщинистой плоти в сокращающейся стене. Здесь обитал ещё один монстр, плавал в субстанции, которая была не твёрдой, не жидкой и не газообразной, создание из извивающихся щупалец, окружающих единственный пылающий глаз. Похожие на кинжалы зубы заполняли его пасть, и Хаггар обнаружил, что его несёт к чудовищу в своей естественной форме, обнажённым, не считая тотемного жезла, который торчал из костей запястья. Похоже, существо всё же могло увидеть его истинную сущность и ограничить его слабейшей формой.
Комки огня ударили из глаза чудовища. Но у Хаггара был его тотемный жезл, и этим жезлом он стал перемешивать субстанцию глубин, хрипя приглушённые эвокации, пока окружающая его матрица не началась шевелиться, не приняла форму водоворота или торнадо; он управлял ею, как мог управлять бурей или тучами в собственном мире. Струйки огня потекли назад, охватив монстра сетью собственного пламени, но в то же самое время живые врата отворились, и сквозь них протянулось единственное фиолетовое щупальце. Это был пожиратель разума, последний из ожидавших здесь ужасов, и он тщательно принялся искать его, проникая сквозь слизь, нащупывая его голову. Наверняка за воротами располагалось образование старшего разума, управляющее всей этой сетью иллюзий и обмана.
Он начал брыкаться, и чудовище схватило его. Внутри его тюрьмы разума длинная рука протиснулась через прутья — потому что он боялся. Он сидел голым, свернувшимся в клубок в центре своей камеры, позволяя руке пожирателя прощупывать его череп, отыскивая точку входа. Он ощутил прилив эмоций и ощущений, захлестнувший его, и его разум наполнился образами былого, настоящего и грядущего; его мать стоит у костра рядом со своей хижиной в лесу; бассейн в брошенном городе в горах; Астриана стоит в воде по колено; Астриана с высоко поднятой булавой рассекает плоть покрытых слизью слуг, пока он здесь терпит поражение, позволив пожирателю забрать его и уничтожить, уничтожить их всех.
Но последним усилием своей рептильей воли он оттолкнул всё это прочь, закрыл ментальные проходы, через которые оно протекло внутрь — эта последовательность образов, и в его разуме стало темно. Существо кормилось подобными процессами разума и сердца, и Хаггар почувствовал, как его хватка слабеет, а осторожное щупальце размыкает свои кольца. Вместо борьбы он заставил себя расслабиться, поприветствовать касание руки тюремщика к своему лицу. И чем больше он её принимал, чем больше освобождал разум от паники и сожалений, тем слабее и неувереннее становилась её хватка, пока он карабкался в новую реальность, в которой он стоял в своей форме волка на краю каменистого, зловонного источника под кроваво-красным небом. Там внизу находился какой-то извивающийся моллюск, головоногий с фиолетовыми щупальцами, и он выпустил свои когти и ударил по его вялой, незащищённой голове.
Он услышал крик, безмолвный и внутренний, и оттого — ещё более пугающий. Он убрал лапу. И обнаружил себя плывущим через сферы иллюзий; Живые Врата с его голым телом, подвешенным внизу, наблюдая, как рука пожирателя разума неожиданно убирается и исчезает, и клапан ворот закрывается. В этот момент, как будто источник заражения был необходим для его существования, созерцатель закрыл свой жуткий глаз. И в тот же самый момент Хаггар обнаружил себя лежащим на боку среди покрытых слизью камней, с жирной испачканной шерстью, с ноющим телом, покрытым ушибами. Он лизнул воздух и после нескольких тяжёлых вздохов встал на четыре лапы, и пополз по туннелю туда, где сидела среди камней Астриана — доспехи покрыты мерцающей слизью, булава сломана, сабля в руках. Хаггар прошёл мимо Гарма, солдата-фирболга, лежащего на спине с лицом, искажённым гримасой смерти.