Недалеко от того места, где он стоял, Драст наблюдал, как Тиннен Марч вскарабкался по лестнице на стену и подбежал к ним.
— Мы должны убираться отсюда, — заявил Стун, хватая за руку Драста Чажала и оттаскивая его прочь.
Они спустились по ступенькам во двор и нырнули в коридор, который вел к одной из небольших дверей, ведущих на выход. Драст был настолько сильно потрясен, что ему даже не пришло в голову спорить. Он позволил вести себя, как ребенка, по коридору, а потом и наружу через бесплодную вырубленную полосу земли к стоявшему за ней лесу.
Когда они оказались под прикрытием деревьев, то обернулись, чтобы посмотреть, что происходит сзади. Зеленоватый свет окутал всю крепость друидов. Он поднимался по стенам, как нечто живое. Он охотился. Какое–то странное испарение поднималось с древних камней, когда он скользил по ним, напоминая пар от кипящей воды, а крики, исходящие изнутри, начали затихать, превращаясь во вздохи и стоны, пока наконец не затихли совсем.
— Кажется, что твоим планам по разграблению этой крепости придется подождать, — сухо заметил Стун.
— Только до утра, — заявил Драст, показывая уверенность, которую совсем не чувствовал. В чем он был точно уверен, что он никогда туда не вернется. — Тогда мы снова отправим туда людей.
— Вряд ли ты найдешь добровольцев.
Драст почувствовал, как на все его тело навалилась слабость, когда он смотрел на бесшумное свечение в темноте.
— Интересно, сколько там погибло?
Стун покачал головой:
— Ты, действительно, хочешь это знать?
— Большая часть должна была выбраться.
Стун не ответил.
— Ну, это не наша проблема.
Драст резко развернулся и направился через лес к лагерю Федерации, уже раздумывая над тем, что он должен сделать, чтобы минимизировать ущерб. Он не мог вернуться и предстать перед Коалиционным Советом, не добившись большего. Он сумел изгнать из Паранора друидов, но крепость по–прежнему была цела и не находилась в руках Федерации. Сотни солдат Южной Земли погибли, еще больше были ранены. Его правлению в качестве Премьер—Министра придет конец, если это будет все, что ему придется показать после этой экспедиции.
— Завтра мы вернемся, — твердо повторил он. — Когда снова рассветет. Мы разграбим ее и начнем сносить стены. К тому времени этой зеленой дряни уже там не будет. Вот увидишь.
— Правда? — тихо спросил Стун. — Возможно. Но я не уверен, что ты это увидишь.
— О чем ты говоришь? — резко произнес Драст, раздраженный несговорчивостью собеседника.
— Я просто говорю, что думаю, тебя завтра здесь не будет.
Драст яростно повернулся к нему:
— Конечно же, я здесь буду завтра! Где мне еще быть…
Его грудь обдало раскаленным огнем, а грубая рука Стуна зажала ему рот, частично заглушив непроизвольный вскрик. Он вдруг заметил торчавший из его тела нож, когда другая рука Стуна, державшая этот нож за ручку, повернула его.
Стун еще глубже воткнул нож:
— Я терпел тебя достаточно долго, Драст, — прошептал он. — Больше я не собираюсь этого делать. — Нож выскользнул из тела, а потом снова воткнулся, принося новую боль и шок. — Ты никогда даже наполовину не был таким умным, каким себя считал.
Он отпустил Премьер—Министра Федерации и позволил тому упасть. Драст Чажал умер до того, как свалился на землю.
На борту «Вендавэя» Афенглу Элессдил сидела рядом с Бомбаксом, который лежал без одежды под простыней на кровати в каюте передней части корабля. На все его тело была нанесена мазь, обеспечивавшая хоть какое–то облегчение его ожогам. Он сломал обе ноги, одну руку и несколько ребер, а внутренние повреждения были настолько тяжелыми, что не было никакой возможности их вылечить. Его дыхание было слабым, а пустой взгляд был устремлен куда–то вдаль.
— Все болит, — пробормотал он.
Она дала ему лекарства, которые должны были ослабить боль, но они особо не помогали. Эльфийка держала его за руку, чтобы он знал, что она здесь.
— Я умираю, Афен.
— Шшшш, шшшш, — прошептала она. — Не разговаривай.
Арлинг, стоявшая рядом с ней на коленях, поднялась и вывела всех из комнаты.
— Я буду снаружи, — перед уходом сказала она.
Ее сестра понимала. Она оставила Афен в эти последние минуты наедине с друидом. Она ничего не могла сделать. Никто из них больше ничего не мог сделать. Слезы лились по щекам Афенглу и падали на простынь, которой был укрыт ее любимый.