Старейшина повысил голос. Один во всём мире он знал эти отрывистые грозные слова, и один он мог найти в себе мужество говорить их так и тем.
"Это заклятье. Ещё с тех времён", - понял Ули.
Но чем оно поможет? Ни Тамир, ни они все вместе не остановят Их, если после стольких веков Те решились начать новое вторжение, скопив сил и наплевав на всякие клятвы.
Тамир стоял, широко расставив ноги, и его всё равно шатало. Он говорил, вновь и вновь повторял тайные слова. А пол Пещеры продолжал вздрагивать под ними. Лежащий Зверь хрипел и без разбора хлестал хвостом направо и налево, благо ни до кого не доставая.
Что это? Ули сперва не понял, откуда доносится...
Остальные стражи принялись тянуть за своим старейшиной прежний заунывный мотив - их песнь. И Ули присоединил к общему хору свой осипший голос. Ему было плохо. Голова гудела, в глазах расплывалось. Пещера вращалась вокруг него, точно он был осью, проходящей через её центр, через толщу всей сотрясающейся горы. Он тонул в круговороте...
Когда Ули пришёл в себя круговерть остановилась.
Судя по всему, в беспамятстве он пребывал не так уж долго. И на том спасибо. Хотя его позора это нисколько не оправдывало.
Рядом ходили и разговаривали. И если это не значило, что всё закончилось и закончилось благополучно, то значит, он умер, и это была лишь его мечта. Ули лежал на полу Пещеры, глядя на её неровный свод. Под голову ему подложили свёрнутую валиком накидку, а его собственной укрыли сверху как одеялом.
Возле него сидел дед, помешивая палочкой в очаге, куда доложили остатки хвороста. Тепло от огня грело бок Ули, и от этого было так хорошо. Тёмные мешки свисали под глазами деда, делая его ещё старея. Дед заметил, что он смотрит, и улыбнулся ему.
Все стражи, кроме Ули и деда, были на ногах. Пока кто-то отдыхал, у других хватало забот. Четверо мужчин, и отец в их числе, окружили Зверя. Остальные во главе со старейшиной наблюдали за ними со стороны, готовые прийти на помощь.
Ули понимал, что ему нужно подниматься и тоже помогать. Но он... пригрелся. Да и не нужна была никому его никчёмная помощь. Потому с почти спокойной совестью он остался лежать и смотреть.
Мирные отсветы огня ложились на пол Пещеры, на покрывшиеся пеплом камни очага, линии рисунков на которых вновь стали едва различимы. Освещали они и оставленный здесь же посох старейшины, вернее его снятую верхнюю часть. Глазницы Защитника более не светились. Теперь это был лишь жуткий пожелтевший череп с треснувшей лобовой костью. Оберег погас и, должно быть, навсегда. Тамир оставил себе древко от него в качестве опоры. Старейшина следил за тем, как отец и помогавшие ему пытались справиться с их новым Даром. Кожа на лице Тамира даже в неровном свете костра выглядела красной и бугристой, точно обваренной кипятком. Но держался он вполне твёрдо.
Дверь между мирами закрылась до следующего ритуала, и по стенам Пещеры двигались лишь их собственные тени.
Ули всё же приподнялся со своего ложа.
- Вздремнул? - спросил дед, взглянув на него и переведя взгляд обратно на Зверя.
- Я уснул? - в горле пересохло, слова произносились с трудом. - Я упал и...
- Всё хорошо, ты молодец. Полежи. Тут ещё долго будут возиться.
Но Ули перехотелось лежать. Он желал если не участвовать в поимке Зверя, то хотя бы понаблюдать за ней.
Зверь не сдавался до сих пор. Четверо мужчин пытались загнать Бурхду... то есть Храмшира в угол Пещеры. Двое стариков держали наготове верёвки, вязать ему лапы. Бурхдухар, как говорил дед, тоже случалось взбрыкивал, но чтобы его утихомирить хватало десятка ударов посохом. В этот раз предстояло попотеть.
Зверь прижался к стене, выпучив на окруживших его жёлтые буркала. Он более не наводил оторопи, как при своём появлении, но слишком приближаться к нему не решались. Дыхание вырывалось из его груди со свистом, лапы подкашивались, хотя сил держаться ему ещё хватало.
Вот отец попытался огреть Зверя закругленным навершием посоха по башке. Храмшир извернулся, схватил древко зубами и рванул на себя. Отец едва удержался на ногах. За свой посох ему пришлось побороться. Когда он сумел-таки отвоевать его, на древке остались глубокие зазубрины.
Ули протиснулся вперёд, чтобы всё видеть.
Противостояние со Зверем продолжалось изнурительно долго. Забивать его в Пещере, для чего можно было бы использовать рога на тех же посохах, не допускалось, потому Тамиру и другим всё же пришлось прийти на помощь. Храмшир шипел и хлестал хвостом. Отец стоял ближе прочих, ему попало по ногам. Хромая, он отступил в сторону.
Зверь двигался всё медленнее, хрипел, задыхался. И никак не умирал. Но, сколь ни селён он оказался, в этом мире судьба его была предопределена. Наконец Храмшира удалось оглушить. На него навалились все разом. Упираясь посохами, обездвижили. Стянули верёвками лапы, а заодно и хвост.
Только тогда Ули позволили подойти. Не без опаски он провёл рукой по спутанной шерсти на боку Зверя, под которой нащупывалась мелкая чешуя. Из такой шкуры выйдет тёплая и крепкая накидка для старейшины. Не хуже прежней. Сперва, правда, придётся хорошенько отстирать вонь. А трёхглазый череп станет ещё более устрашающим, а значит сильным оберегом. Мяса же хватит вкусить всем в деревне.
Храмшир под его ладонью дышал через раз. Рядом Зверя гладил ещё кто-то.
Лицо Драма было в потёках засохшей крови, которые пытались оттереть, но до конца не оттёрли. Его это не заботило. Он стоял с широкой улыбкой и весь был увлечён тем, как пальцы скользили по шерсти. Ули порадовался, что Драм жив. Но вот его потускневший, будто сонный взгляд и в то же время эта улыбка...