- Ну, да хватит разговоры говорить. Пора заняться делом. Ты будешь нашим проводником этой ночью, Ули. Ты молод и открыт миру. И тому, что находится за ним. Через тебя пойдёт наш призыв на "ту сторону", что приоткроет врата между мирами. Совсем чуть-чуть, на маленькую щёлочку. Основная тяжесть при этом ляжет на остальных. Ты должен будешь лишь удерживать призыв... Хм, я говорю "лишь", словно прошу тебя принести воды с родника. Но жизнь такая, какая есть. И слава Творцу Небесному, что она всё же есть... Я вижу в твоих глазах вопрос: "Что же именно я должен делать? И как?". Ты поймёшь что и как, когда для того настанет момент. Словами этого не объяснить, не стоит и пытаться. Но поверь - ты поймёшь.
Все приготовления завершены. Сидящие на полу Пещеры мужчины ждали только их двоих, что единственные оставались на ногах.
- На, выпей, - добавил старейшина, отстёгивая с пояса небольшую баклагу с водой и протягивая её Ули. У него самого от разговоров горло должно было пересохнуть.
Ули принял и стал глотать, проливая себе на подбородок. Прохладное питьё вернуло его в реальность, точно это была сказочная Живая Вода.
- Возьми факел со стены, - велел Тамир, когда Ули напился. - Подожги хворост в очаге и садись рядом со мной. Делай, что стану делать я. В первый раз многое не будет получаться, это ничего. Старайся, как сможешь. И главное, - старейшина развернул его к себе, чтобы посмотреть Ули прямо в глаза, - тебе это должны были повторить уже множество раз, а я повторю ещё - во имя своей матери и всех нас, ни в коем случае не оборачивайся. Не смотри на них, когда они придут. Именно это, а ни что-либо иное, даже из всего, что я сам наговорил тебе, твоё главное и труднейшее поручение. Будет страшно - да, будет. Но и только. Ты увидишь тени и услышишь голоса, может, крики - их тени и их крики. Но только тени и только крики. Не более. Они не могут пройти к нам, как и мы не можем пройти к ним. Покуда соблюдается Клятва - Предел нерушим. Только тени и крики. А их ли бояться столь мужественному стражу как ты, Ули, если даже столь немощный старик как я, едва обращает на них внимание?.. Ступай за факелом. Всё у нас будет хорошо. Всегда было и сегодня будет.
Ули понял, что должен сидеть у костра рядом с Тамиром и пытаться повторять за ним то, что будет делать он. А там... там всё должно случиться как-то само. Ничего больше из слов старейшины он не запомнил, хотя, когда тот говорил, понимал, вроде, больше... И да - ни в коем случае не оборачиваться!
Под молчаливыми взглядами остальных Ули сходил за одним из факелов и вернулся к очагу. Посмотрел на успевшего усесться Тамира. Дождался от него короткого кивка и сунул факел в груду хвороста. Сушняк занялся почти сразу.
Только сейчас Ули заметил, что на камнях очага тоже нанесены рисунки. Белые линии изображали крылатых чудищ, напротив которых стояли воины с двузубыми копьями и в рогатых шлемах. Или это были не шлемы?.. А в очаге под хворостом словно бы лежали большие кости. Зверя? Или козлиные?.. Времени рассмотреть не было. Ули уселся возле старейшины. Свой посох, как и другие, он положил на пол у колен.
Они сидели и смотрели на разгорающийся костёр. В Пещере быстро светлело. На стенах заплясало ещё больше теней. Пока их собственных. Треск плюющегося искрами огня, чернота ночи снаружи за проёмом входа, морщинистые лица, глядящие на возносящиеся к высокому своду пламенные языки.
Во всём происходящем ощущалась таинственность волшбы.
И волшба была в действительности.
Старейшина запел первым.
Остальные поддержали его немелодичным, но слаженным хором. Их песнь была стара как сами горы и наполнена такой же дремлющей до поры, глубинной мощью.
Ули тоже пытался петь. Получалось не важно. Дед лишь недавно начал учить его. К тому же слова были чуждые, и их приходилось повторять по многу раз, чтобы запомнить правильно. Дед сказал, что это древнее наречие. Но о чём в ней поётся, он не знал. Смысл утерялся, остались лишь непривычно звучащие строки, которые усердно заучивались из поколения в поколение. Ули повторял их за остальными, стараясь петь, как можно правильнее. Дед предупреждал, что это очень важно.
Голос старейшины сильный и твёрдый. Их общий хор тянет за ним грубоватый напев, наполняя пространство Пещеры многоголосым гудением. Огонь быстро пожирает хворост. Когда пламя обратится углями, и если они сделают всё правильно, именно в этот момент грань между мирами истончится совсем. И врата откроются.
-Ауэээрррэээээ-ауэээрррэээ-до-боэрррэээээ-омо-мооорррэээ...
Ули не спал прошлую ночь, тревожные мысли владели его головой, прогнав сон. Он ворочался на соломенном тюфяке, не находя удобного положения, и всё думал.
- Мииирррааа... Ауэээрррэээээ-омо-мооорррэээээ...
Дневные заботы и вечерние страхи заглушили вялость от недосыпа. Но сейчас в расцвеченном пламенем полумраке, согретый его близостью и убаюкиваемый монотонным напевом он задрёмывал.
- Ауэээрррэээээ-аэээрррэээ-бо-боэрррээээээ...
Неудержимо проваливался в сон, сидя на полу Пещеры и раскачиваясь в такт древней песни. Он словно бы падал в пустоту. И вместе с ним, шепча ему в уши, падали голоса деда, отца, Тамира и даже Амми. Они звучали все разом, так что он почти не понимал их. Лишь отдельные слова:
- Лети... лети... лети... не падай... лети... не падай!
- Стань руслом реки... стань широкой дорогой... стань полым желобом.
- Направляй... Позволь тому, что течёт, течь сквозь тебя... Пропусти это... излей это потоком... излей всё без остатка!
Ули потянулся за голосами, послушал их и прекратил падать. Вместо этого он полетел. Он пожелал полететь. Не "вниз", а "вверх". Он позволил невидимым крыльям подхватить себя, позволил замедлить своё падение, а затем понести себя. Воздеть ввысь от земли, ввысь к небесам, ввысь, ввысь - в свободный полёт излияния.