Она прижала руку ко рту и выбежала из комнаты.
В моей семье много что принято, но вот что прощение было таким важным, никогда не подумала бы. Я покачала головой и попыталась поймать взгляд Колина. Но он всё ещё смотрел в окно, вероятно в надежде, что выследит Люка.
— Теперь ты довольна? — спросил Билли. — Такого прекрасного дня у неё не было уже много лет, а ты ей его испортила.
Я снова положила голову на руки, потому что не хотела, чтобы Билли заметил чувство вины, начинающее грызть меня.
— Ты ведь уже многое пережила, правда? — спросил он после долгой минуты.
Его голос стал нежнее и, когда я подняла на него взгляд, его руки расслабленно покоились на столе. Он казался добродушным и полностью здравомыслящим.
Ему что-то нужно.
— Мо, ты уже достаточно взрослая, чтобы узнать правду. Одну ее часть ты уже разгадала, ведь ты умная. Что касается другой… Что ж, ты заслужила объяснение.
Я подперла подбородок ладонью и приготовилась услышать очередную новую версию правды.
— Парни, которых я просил тебя опознать этой осенью, работают на Юрия Экомова. Он — нехороший человек. Он алчен, склонен к насилию и непредсказуем. Он стремится распространить свою приступную деятельность и в нашем квартале. Я совершенно уверен, что он виновен в смерти Верити. Только благодаря милости божьей ты осталась жива.
Я могла бы его поправить, но не стала. Билли был не единственным, кто умел хорошо скрывать свои карты.
Он продолжил:
— Я просто хочу держать его подальше от нашего квартала, чтобы защитить всех нас — нашу семью, наших друзей, наш образ жизни. Ты наверняка думала, что сделала правильно, когда не опознала этих парней, но ты только привлекла к себе внимание. Ты в опасности, и уже давно поздно для такого легкомыслия. Ты не можешь просто так ходить по городу без охраны.
Я показала на Колина.
— С охраной.
— И всё же сегодня вечером ты ускользнула.
Он, нахмурившись, посмотрел на Колина.
— Твои парни ведь были с тобой в церкви, уже забыл? Не обвиняй его, если и твои головорезы не способны справиться со своей задачей. Твои дела с Юрием Экомовом меня не интересуют. Я же тебе уже один раз говорила, что не собираюсь принимать в этом участие.
Глаза Билли сузились.
— Ты забываешь, насколько сильно я могу влиять на твою жизнь, Мо. Ты пока ещё ребёнок на попечении матери, а она слушается меня. Тебе стоит это учесть в своих действиях.
Учесть мне стоит только одно, а именно, чёрт побери, убраться из этого дома. Или, по крайней мере, из кухни.
— Я иду спать.
Когда я вставала, я крепко держалась за край стола, чтобы сохранить равновесие, потому что комната закружилась вокруг меня. Я прикусила язык, чтобы не застонать и сосредоточилась на том, чтобы подняться наверх и не упасть. Если Билли заметит, что что-то не так, то сразу же заставит пройти тест на алкоголь. Если же Колин что-то заметит — а это казалось мне более вероятным — то поднимет эту тему завтра, во время допроса
Как только добралась до комнаты, я кинула сумку на кровать и нырнула за ней вдогонку. Домашний арест? Мне почти восемнадцать. Контрольные я всегда писала на отлично. Я работала в яслях при церкви с тринадцати лет. И я спасла дурацкий мир, а теперь должна просидеть мой последний учебный год под замком только потому, что один раз прогуляла занятия? Капля на выцветшем стёганном одеяле привлекла моё внимание, и я наклонилась к ней ближе. Она быстро пропиталась в тщательно обработанную хлопчатобумажную ткань. А затем появилась вторая, ало-красная, и слилась с первой. Я дотронулась до пятна и когда отняла пальцы, они были багряными.
Кровь, поняла я, когда мой измученный мозг медленно собрал всё воедино. И она моя.
Глава 15
На следующее утро кровотечение из носа было меньшим из моих проблем. Колин ждал на кухне с хмурым лицом.
— Привет, — сказала я и направилась прямо к кофейнику. Слишком частые путешествия через Межпространство и кошмары сделали своё дело, у меня всё болело, и я находилась в полном смятение. — Хочешь тоже?
— Нет.
Он подождал, пока я положу в кофе сливки и сахар и сделаю первый глоток.
— Что ж, вернёмся к вчерашнему вечеру.
Я посмотрела на него поверх кружки. Колин был высоким, наверное, где-то метр восемьдесят, и казался, совершенно спокойным, как стоял там, прислонившись к стойке. Лишь штормовой, серый цвет его глаз указывал на ярость, бушующую в нем.