— Четыре-в-одном.
Люк владел силой одной стихии; У меня было три, благодаря связи с Верити. Но через связь с Люком, мы разделяли друг с другом все четыре таланта.
— Навсегда связаны, — добавил он. — Ты же тоже это слышала.
Я знала, что он скажет — видение Маргарет доказывает то, что нам суждено быть вместе. Но я не могла с ним об этом говорить. Мне нужно время, чтобы подумать и отдохнуть. Мне снова послышался голос Маргарет, и мою грудь пронизала режущая боль, так что стало трудно дышать. Должно быть это побочный эффект от путешествия через Межпространство. Я была рада, что мы приземлились в тёмном месте, где Люк не мог видеть моё лицо.
— Сейчас мне не до этого.
Он пытался не показывать, что обиделся.
— Могу я проводить тебя до двери?
— Я сама справлюсь. — я отошла от него — Иди уже.
Я заставила себя пересечь улицу, стараясь не споткнуться, и сажала зубы, чтобы подавить боль. Я снова чётко ощущала присутствие Люка, лёгкое натянутость цепочки между нами. Когда я положила руку на ручку двери, Люк ушёл, и звук эхом пронесся по улице.
Я остановилась, ещё не готовая войти в дом. Кольца Кварторов тянули мою сумку вниз, я выпустила её из рук, и она упала со стуком. Я правильно поступила. Констанции нужна помощь, а я была единственной, кто мог позаботиться о том, чтобы она её получила. Я должна верить в то, что это важно, что я сдержу слово, даже без договора в качестве мотивации не на жизнь, а на смерть. Это будет противоположностью тому, чему научила меня семья — говорить правду, держать обещание, брать на себя ответственность. Я что-то сделала с магией и теперь была обязана народу Верити починить её.
Через окно я видела, как мой дядя ходит по гостиной туда-сюда. Возле уха он держал телефон и рявкал приказы. Моя мать, наверняка, была на кухне, в сильнейшей панике. Колин, в качестве зрителя, прислонился к дверной раме между обоими комнатами. Он разговаривал с моей мамой, наверняка пытаясь успокоить её, но я совершенно точно знала, что означают его приподнятые брови и скрещенные на груди руки: позже он начнёт задавать вопросы, и я окажусь в неприятном положении.
Я открыла дверь и вошла. Тут же повисла тишина, будто опустился занавес после пьесы, а затем раздался такой шум, что из-за всей этой суеты, я чуть не повалилась назад.
— Маура Кэтлин Фицджеральд! — заревел Билли, заливаясь пунцовой краской. Он закрыл мобильный. — О чём, во имя всего святого, ты думала? Никогда больше не сбегай так!
— Ты не моя мать.
Я прошла мимо него к лестнице. С меня довольно столкновений и объяснений. Мне нужны только две таблетки аспирина, а потом лечь в постель. С другой стороны комнаты Колин сделал шаг в мою сторону, не отводя от меня взгляда.
Моя мать шмыгнула вокруг него и остановилась возле дяди, сжав губы в тонкую линию.
— Зато я. И я хочу знать, где именно ты была, юная леди.
Я со стуком опустила сумку на ступеньку.
— Далеко.
— Далеко? Ничего лучше ты не могла придумать? Я так понимаю, что сегодня утром ты тоже была «далеко», когда прогуляла школу. Я разговаривала сегодня вечером с сестрой Донной, и она всё мне рассказала.
— Я знаю. Я вас слышала.
Я скрестила руки на груди и приготовилась к неизбежной ссоре. Её торжествующее лицо сменилось неуверенностью.
— Я тебя совсем не видела.
— Я также услышала, что отец возвращается домой.
Ещё шесть месяцев назад я бы больше ничего не сказала. Но не теперь.
— Ты должна была сказать мне. Все в церкви знали об этом, мама. Завтра в школе все будут только это и обсуждать.
Краешком глаза я заметила удивление на лице Колина, сменившееся пониманием. Похоже он тоже не знал.
— Я хотела дождаться подходящего момента… — она моргнула и затем просияла. — Разве это не чудесно?
Я рассмеялась, несмотря на усталость.
— Хочешь разыграть меня? Это полная противоположность чудесному. Ты сошла с ума!
— Следи за языком, — отрезал Билли. — И не меняй тему. Где ты была сегодня вечером?
Колин сжал спинку кресла, цвета слоновой кости, и моё сердце почти разрывалось, когда я увидела его обеспокоенное выражение лица.
Мне было всё равно, злятся ли на меня мама и Билли. Для разнообразия даже клёво быть той, у которой есть ответы, и платить им той же монетой. Но с Колином всё иначе. Со смерти Верити он был единственным человеком, с которым я больше всего была сама собой. Мне не нужно было ни притворяться, ни скрываться, ни стыдиться. Когда я находилась с Колином — было достаточно быть просто Мо. Он сделал мне такой подарок, а я, в обмен, доставляла ему лишь беспокойство.
Но сказать ему об этом сразу не представится никакого случая. Я могла лишь беззвучно сформировать губами «прости», в то время, как моя семья обрушилась на меня.
Моя мать скрестила руки на груди.
— А ну, марш на кухню! Эта тема ещё не закрыта.
О, замечательно. Мне действительно хотелось поучаствовать в сборе семьи. Я пересекла комнату и специально задела руку Колина.
Он отпрянул.
— Я, пожалуй, пойду.
— Останься, — пролаял дядя, и на лице Колина промелькнуло раздражение. Его лицо было настолько красивым, что даже ярость шла ему. — Мы введём пару изменений, и ты должен быть в курсе.
Это прозвучало не слишком многообещающе. Я не любила изменения и сомневалась в том, что сегодня будет исключение из правил.
— Изменений? — повторила я и опустилась на свой любимый стул.
— Нечего ужасного, — моя мама проследовала за мной в кухню и остановилась у стойки. — Мы думаем, что будет лучше, если в ближайшем будущем ты не будешь уходить слишком далеко от дома.
— Что значит «не слишком далеко от дома»?
Она выпрямила спину.
— Ты и дальше будешь ходить в школу и в церковь, и сможешь работать в Слайсе, но пока твоё поведение не изменится в лучшую сторону, и мы не узнаем, что твоя успеваемость в школе снова соответствует ожиданиям, ты будешь под домашним арестом.
— Ты же шутишь, да? — но моя мама не шутила. Склонность к шуткам просто отсутствовала в её генах. — Ты садишь меня под домашний арест. В последний учебный год.
— Ты столько пережила, моя дорогая. Я думаю, тебе необходим небольшой отдых.
Она взяла одно из яблок со стойки и начала его чистить, так что кожура отходила одной блестящей красной завитушкой. Несмотря на её дрожащий уголки рта, ладони лежали на ноже уверенно и спокойно. Я наблюдала её за этим занятием уже бесчисленное количество раз.
— Итак, — сказал Билли, сел за пластиковый стол и сердито на меня посмотрел. — Где ты была?
Я бросила взгляд на Колина, который смотрел в окно, выходящее на веранду. Меня одолела усталость, и я сложила руки на столе, образуя подушку для головы.
— Я же вам уже сказала. Далеко.
— Где это «далеко»? — требовательно спросил он.
— Не здесь.
Несмотря на то, что мой голос был приглушенным, звук удара, когда Билли хлопнул по столу, доказал, что он меня услышал.
— Это не ответ.
Я подняла голову и смерила его взглядом — то, как его белоснежные волосы свисали вниз, в уголках его глаз и рта образовались новые морщины, и он казался уставшим. Старше, чем я осознавала. Он был намного старше моей мамы, на целых пятнадцать лет. У них были ещё другие братья и сестры, но Билли единственный, кто приехал сюда с моими бабушкой и дедушкой из Ирландии. Моя мать родилась здесь, в Америке. После того, как мои бабушка и дедушка умерли, остался только он, кто мог позаботиться о моей маме. На какой-то момент я почувствовала, как во мне проснулось сострадание. Затем я напомнила себе, что может он и заботится о маме, но в то же время сам нёс вину за то, что нам вообще требовалась помощь.
Не сказав ни слова, я опустила причиняющую боль голову на руки.
— Ладно. Тогда скажи, вместо этого, с кем ты была.
— С тем, кого вы не знаете.
— С девушкой, которая приходила сегодня в ресторан?
С Дженни Ковальски? О, Боже. Насколько будет всё ужасно, если он узнает, что Дженни проводит расследования о смерти своего отца и винит в ней меня. Не думаю, что он станет что-то делать подростку — в сущности, нет. Хотя месяц назад он, недолго думая, послал меня загребать жар руками, требуя ложно обвинить кого-то в смерти Верити, чтобы увеличить своё положение в мафии. Невозможно представить, что он сделает, если подумает, что Дженни представляет угрозу — а, судя по её пылкой интонации, возможно так и есть.