Да, конечно.
Люк утверждал, что только Кварторы и некоторые другие знают правду о смерти Эванжелины, и я верила ему — в той или иной степени.
Но я знала, какую реакцию можно спровоцировать, даже только находясь рядом с тем, кто неожиданно умер. Если эти люди имели что-то общее с Констанцией или Дженни Ковальски, тогда это было ужасной идеей, заставлять меня принимать участие в церемонии. Я как раз хотела сказать об этом Люку, когда Доминик похлопал меня по плечу.
— Готова?
Люк ответил за меня, а его рука через прорезы в наших плащах нашла мою.
— Давайте покончим с этим.
Между ними вспыхнуло неприятное напряжение, но Доминик, казалось, отмёл его в сторону и заговорил с любезным тоном в голосе, который совсем не подходил к похоронам.
— Кварторы займут обычные места, — сказал он и кивнул к передней части сцены. — Вы встанете с боку, однако важно, чтобы Мауру было хорошо видно. Я хочу, чтобы все видели, что она одна из нас. Это поможет передать сообщение. Маргарет… — он бросил взгляд на свою жену, и на его лице промелькнуло беспокойство. — Ты останешься со мной.
— Я должна стоять с нашим Домом, — возразила она. — Это соответствует протоколу.
— Я определяю протокол, — сказал он.
— Они всегда так беспокоятся. Мои мужчины, — вздохнула она, обращаясь ко мне. — Они защищают то, что принадлежит им.
Интересно, что Люк покраснел, когда я посмотрела на него, потому что цвет его щёк стал темнее.
— А что с Серафимами? — внезапно спросила я. — Ниобе сказала, что они планируют сделать какой-то решительный шаг.
— Мы ведь уже обсуждали это. После их поражения Серафимы исчезли, — раздражённо сказала Орла.
— Мы этого точно не знаем, — ответил Доминик. — Но в любом случае здесь они сделать ничего не смогут. Это нейтральная территория.
Но Маргарет сказала, что Доминик пытается защитить её. А Люк нервничал — это было заметно по тому, как он вцепился в мою руку и пробегал взглядом по толпе. Если Серафимы не представляют опасности, тогда кто?
Внезапно наступила тишина — звон Зовущей стих. Его отсутствие было почти таким же пугающим, как и начало.
— Пора начинать, — сказал Доминик и с Маргарет под ручку подошёл к краю сцены. Орла и Паскаль встали справа и слева от них. Люк подтолкнул меня вперёд, но прежде, чем мы достигли нашего местоположения, он заколебался.
Только в этот момент я начала по-настоящему волноваться.
Глава 36
Люк не раз говорил мне, что его воспитывали как будущего лидера своего Дома. Он был существенной частью пророчества о Разрушительном потоке, и для него должно было быть самой естественной вещью в мире, занять своё место на церемонии Дуг.
Если он сомневается, тогда действительно что-то идёт совершенно не так, как надо.
Я хотела ретироваться, но было уже поздно — мы стояли посередине сцены. На меня вопросительно и с подозрением смотрели тысячи людей. Знакомая паника подступила к горлу.
Доминик начал говорить, воспев хвалу о жертве Эванджелины во время Разрушительного потока.
Когда я его слушала, мой затылок стал горячим, и во мне проснулось отвращение. Она предала этих людей, стала предательницей, а не мученицей, защищавшей их дело.
Голос Доминика разносился по переполненной Аллеи, подчёркивая мудрость Эванджелины и её мужество, её самоотверженный поступок, совершённый для Дуг и их наследия. Он говорил с абсолютной, непоколебимой убеждённостью. Либо это был достойный Оскора спектакль, либо признак того, что я совершенно неправильно оценила его лояльность.
Люк, казалось, совсем не проявляет интереса. Его взгляд постоянно блуждал по толпе. Я попыталась увидеть то, что видит он, но была не в состояние игнорировать слова Доменика, и пока он говорил, я сердилась всё сильнее.
В конце концов Доминик проявил милосердие и закончил. Он спустился вниз по лестнице, так что плащ развивался позади него и вытянул руки над кристально-чистым прудом, образовав ладонями чашу. Мгновение спустя мою кожу начало покалывать, как будто замлела рука или нога. Я закрутила плечами, пытаясь избавиться от ощущения. Он открыл ладони, как будто высыпал что-то в воду, но в неё ничего не упало. Я услышала шипение, а потом с поверхности поднялись струйки дыма и развеялись на ветру.
Люк наклонился вперёд.
— Он почтил её память. Остальные последуют сейчас его примеру.
— Все?
Я посмотрела на толпу Дуг. Это была самая большая похоронная церемония в мире. Нам придётся застрять здесь надолго.
Он заговорил, не шевеля губами.
— Радуйся, что на тебе удобная обувь.
Но когда Доминик освободил место, и вперёд вышел Паскаль, чтобы в свою очередь отдать должное Эванджелине, магия снова поползла по моей коже. Я потёрла руки, и Люк прижался ко мне сильнее.
Орла заняла место перед бассейном, поверхность которого немного вспенилась. Я вздрогнула перед лицом нового всплеска магии и заметила, что Паскаль внимательно за мной наблюдает.
В одно мгновения я поняла, какая ошибка заключалась в этом плане.
— Слишком много магии, — прошептала я.
— Только капелька, — уверил меня Люк, но его голос звучал напряжённо. — Почти ничего.
— Да посмотри же. Посчитай их Люк. Сколько капелек?
Это было как в старой истории, в которой зёрнышко риса помещали на первую клетку шахматной доски, а потом два на вторую, четыре на третью… В последней клетке куча риса больше, чем гора Эверест. Эти капельки магии были как зёрнышки риса, и я упаду замертво ещё прежде, чем мы доберёмся до второй половины шахматной доски.
Доминик резко махнул головой, показывая, что мы следующие на очереди, но Люк остался стоять, где стоял и смотрел на своего отца с явным отвращением.
— Ваша очередь, сын мой, — сказал Доминик. Внешне слова прозвучали дружелюбно, но под ними чувствовалась властность. Толпа нетерпеливо всколыхнулась, и Доминик понизил голос до шипения. — Отдайте ей должное.
Стиснув зубы, Люк потянул меня к зеркальному бассейну.
— Держись, — сказал он, когда мы подошли ближе. — Всё будет в порядке, я клянусь.
Я не была уверенна в том, может ли он действительно пообещать это. У меня были спазмы в желудке, и я обхватила себя одной рукой за талию.
Бассейн был около трёх метров в длину, но меньше одного метра в ширину — узкий прямоугольник из чёрного, похожего на стекло камня, возможно обсидиан или оникс. Вода была такой неподвижной, что на поверхности, как в зеркале, было видно наше отражение: Люк кипел от злости, я была бледной и растерянной.
Я почти не узнала себя, а когда узнала, была в ужасе. В последние месяцы я слишком тяжело над этим работала и многое пережила, чтобы быть той испуганной девочкой в воде. Потребовалось некоторое усилие, чтобы оторвать от отражения взгляд и вместо этого посмотреть на толпу. Люди начинали роптать, а их лица потемнели от недоверия.
Констанция стояла в нескольких метрах от первого ряда, серебреный капюшон едва прикрывал голову. Она пыталась делать вид, что скучает, и выпятила верхнюю губу, но её глаза округлились, и она внимательно за всем следила. Стоящая рядом с ней Ниобе выглядела раздражённой и, как будто не удивлялась, что из-за меня произошла задержка.
Несгибаемым, резким движением Люк вытянул вперёд руки, ожидая, что я повторю за ним. Когда я не сдвинулась с места, он толкнул меня, думая, что я последую его примеру.
Я не могла.
Меня удерживали не страх и не гнев из-за слов Доминика. Я не могла встать перед этими людьми и сделать вид, будто горюю по Эванджелине. Я не могла отдать должное женщине, которая убила мою лучшую подругу, ни по-настоящему, ни символически. И никакие благоразумные причины, аргументы и мрачные взгляды Доминика не могли заставить меня передумать.
Ропот толпы стал громче.
— Мышонок, что тебя останавливает? — Люк говорил, не двигая губами. — Ты сможешь.